ПОЛУНОЧНИКИ (клуб любителей мистики)

ТРАВЛЯ — Степанчук повесилась! — кричит Костя Карягин, залетая в кабинет физики на перемене. Весь класс тут же притихает, с недоумением глядя на его раскрасневшееся от бега лицо. В тишине проходит несколько секунд, а потом поднимается шум. Одни взволнованно кудахчут, другие снисходительно посмеиваются, третьи стучат пальцами по экранам мобильников, выцеживая у знакомых подробности: «на ремне от своей сумки!», «ее дворник нашел!», «не оставила записки!», «в заброшенном бараке!». Серега Сеньков щурится на всех исподлобья, подперев подбородок кулаком. Олеся Степанчук перешла к ним из другой школы еще в седьмом классе. Тощая, невысокая, с вечно грязными сальными волосенками, собранными в крысиный хвостик на затылке. На лице ни единого живого места — сплошь угри. От нее вечно несло кислой капустой, а на футболке подмышками темнели влажные пятна. Никто не любил Олесю Степанчук.

Рыжий спаситель После смерти мужа дом стал каким-то пустынным. Я не винила дочь в своём одиночестве. У Оксаны была своя жизнь с кучей хлопот. Да и ещё Вадик, внук мой, надумал женится. Давно я не видела его. После учёбы парень укатил на Дальний Восток. А пару месяцев назад сообщил родителям, что женится. Вот и получается, что не до меня сейчас Оксане…

Дядя Григорий появился в нашей жизни после войны, в 1946 году. Я родился через год. И дядю я впервые увидел лишь спустя 30 лет, когда умирала бабушка. Я слышал, что дядя — позор семьи, позор, которым покрыл его мой дед Афанасий, Панас. Дед сгинул в 1920 году. Бабушка до самой смерти посылала проклятия на голову Паньки-паскуды, ненавидела его — за сломанную жизнь, за одиночество. Простила лишь у смертного одра, и почему — я узнал перед кончиной дяди Гриши, от него самого.

КРЕПОСТЬ (2) Охотничье ружье Леонид покупал по всем правилам, собрав документы и обзаведясь охотничьим билетом. Но не стоило искать его после в компании тех, кто ходил пострелять птицу или завалить кабана, а после обмывал трофеи, делясь байками. Леонид уходил в лес один – одиночество давно стало его тенью, его вторым я – и возвращался без всякой добычи. У него была другая цель – сохранить свои навыки снайпера и ту внутреннюю сосредоточенность, которую так легко было бы растерять в тире. А внутренняя решимость, готовность пройти точку невозврата, нужна была ему не меньше, чем твердая взвешенная рука. Он уходил далеко – туда, где не могли бы попасться ему другие охотники. И где никто не мог бы услышать звук выстрела. И стрелял в цель до тех пор, пока опять же не приходило то чувство, что он готов, готов ко всему, что могло выйти из его замысла.

ЗАВИСТЬ Надеюсь ты его потеряешь или поломаешь,- думала Яна глядя на новенький айфон подруги и старательно изображая на лице радость.

Предначертанный дар Обо мне всегда говорили, что я «другая»… А в деревне, где с утра до вечера люди заняты работой, не любят тех, кто ведет себя не так, как все. Сельские детишки во всем копируют взрослых и тоже травят «не таких», потешаясь над ними. Так случилось и со мной. Ребята насмехались над моими рассказами о том, что цветы слышат, а деревья поют, что животные и растения чувствуют то же, что и люди, поэтому их нужно беречь. Даже старшие братья подшучивали надо мной. «Ты, Маруська, знаешь, что говорит этот карась?» — хохотали они, когда отец ловил рыбу, а я, глотая слезы, просила, чтобы он подарил рыбешкам жизнь. Но в обиду другим деревенским детям братья меня не давали. Одна только мама внимательно выслушивала мои рассказы и рассуждения, гладила по голове и приговаривала ласково: — Умница ты моя… Прекрасно помню, как впервые подумала о том, что со мной происходит нечто странное. Мне было двенадцать лет. Время, когда девчонки открывают в себе изменения, связанные с нарождающейся женственностью. В тот день Аня, моя подружка, не пришла в школу. Я хотела после обеда занести ей тетради, которые выдала училка, но вдруг в кухню вбежала мама Ани, тетя Галя: — Аннушки нигде нет! — закричала она с порога. — Я с утра ушла на paботу. Велела ей накормить свиней, потому что сама уже опаздывала. На столе оставила для нее завтрак. А когда после обеда возвратилась домой, завтрак как стоял, так и стоит! Скажи, Маруся, а в школе Аня сегодня была? Вы уходили вместе? — расспрашивала она меня скороговоркой. — Нет, — я покачала головой. — Не было ее в школе… Мы все решили, что Аня заболела. Я отложила вилку (неловко было жевать в такой момент), но в душе совершенно не ощущала беспокойства. Знала: Анька найдется. — Нужно заявить в милицию, — сочувственно посоветовала мама. — Я уже была в сельсовете. Петрович отправил мужиков, они сейчас обыскивают лес и луг… Дочки нигде нет! — всхлипнула соседка. Мама обняла тетю Галю за плечи и повела в комнату, шепча ей слова ободрения, но вдруг обе женщины умолкли, резко обернувшись в мою сторону: — Что?! — спросили одновременно обе мамы, уставившись на меня. Только в это мгновение я поняла, что произнесла что-то вслух. — Аня жива, — повторила я, сама удивляясь происходящему. — Она недалеко от дома… — медленно продолжала. Перед глазами все вдруг стало расплываться. Сквозь привычную картинку проступали какие-то камни, кусты… — Лежит возле каких-то камней… — я изо всех сил старалась сосредоточиться на своем мысленном видении. Тетя Галя побелела, как полотно: — Откуда ты знаешь?! — закричала. — Не знаю откуда… Просто вижу — она там… — уже увереннее произнесла я. — В саду надо искать! — В саду?! Это где? Отвечай, что ты с ней сделала?! — она схватила меня за плечи и принялась трясти. Я ничего не понимала: почему это вдруг я? При чем тут вообще я? Мама опомнилась первой: — Галина, что ты говоришь?! При чем здесь моя дочь? — возмутилась она словам соседки, подошла и вырвала меня из ее рук. — Думай, что плетешь! От страха у тебя, наверное, помутилось в голове! В тот же день, к вечеру, Анька нашлась. Подружка была жива. Когда она возвращалась из свинарника, то зашла в конец сада, где росли яблони, с которых отец не позволял рвать яблоки, так как готовил их на продажу. Аня хотела сорвать несколько штук для себя и для меня. Но запуталась в траве и упала в старый высохший колодец, в котором лежали только камни и, на ее счастье, прошлогодние листья. Подружка сломала ногу и сильно оцарапалась. Кричала, звала, но ее не слышали — видно, трава и земля заглушали звуки. Но, кроме этого, с ней ничего такого страшного не случилось. Мама Ани, хотя и благодарила за помощь, смотрела на меня как-то недоверчиво. Сельчане были очень удивлены необычным случаем. Через несколько дней мама послала меня в лавку за хлебом и макаронами. Едва я подошла к магазину, люди вдруг умолкли. Меня даже пропустили к прилавку без очереди. Почему-то это было неприятно. Купила все, что мама велела, и поспешила домой. И вдруг услышала за спиной: «Ведьма». Шла домой и рыдала в три ручья. Сравнение с ведьмой показалось мне чем-то ужасным. Я точно знала: ведьмы — плохие! Мама выслушала мой сбивчивый рассказ, прижала к себе: — Не плачь, Маруся, а дураки пускай болтают! Ты девочка чистая, крещеная, просто не обращай внимания! Поболтают и забудут. Из маминых слов я ничего не поняла, однако пошла в свою комнату и села за уроки. На стене, точно напротив моей постели, висел портрет бабушки Юли, маминой мамы. Все говорили, что я на нее похожа. Но я ее никогда не видела: бабушка умерла в тот самый день, когда я родилась. И вдруг я увидела, как сквозь мутное стекло: постель, на постели женщина. Кажется, это и есть бабушка. Она дышит тяжело, хрипло, тянет руки ко мне. А я словно вишу над ней в воздухе и слышу чей-то голос: «Девочка…» — и лицо старухи приближается ко мне. Почему-то приходит уверенность, что меня держит на руках мама. А бабушка Юля говорит: «Теперь я могу уйти спокойно, вместо меня Мария остается хранительницей». Я рассказала обо всем маме, пыталась ее расспросить, что же это значит. Но она только отмахнулась, не ответив. Постепенно история с Анькой забылась, и сельчане перестали на меня коситься… Вскоре я окончила восемь классов, и мама отправила меня в районный центр, в кулинарный техникум. Свой переезд я восприняла с радостью и облегчением. Здесь никто не знал о моих «странностях» и о том случае, поэтому я наконец могла спокойно ходить по улицам. После техникума я не вернулась домой. Сняла квартиру, нашла работу в кондитерской и жила, как все. Ну, может, почти как все, потому что одна вещь тревожила и не давала покоя — это старушка, выглядывавшая из окна старого дома, расположенного напротив. Все было вроде бы ничего, но я точно знала, что она ненастоящая! Во-первых, на ней была одежда, которую носили, пожалуй, в прошлом веке, а во-вторых, ее лицо показывалось в окне в самое неподходящее время: и среди ночи, и ранним утром… Но самое удивительное — старушка выглядывала и наклонялась из окна, даже когда оно… было закрыто! Некоторое время я думала переехать на другую квартиру, но потом привыкла к таинственной бабке. Вскоре я стала встречаться с Володей, мы поженились. Володя переехал ко мне, потому что у нас не было денег, чтобы снять квартиру побольше. О старушке в окне я старалась не думать, потому что в глубине души была уверена, что ко мне подкрадывается какое-то психическое заболевание… Конечно, я слышала об экстрасенсах, колдунах, ведьмах и прочих странных людях. Но никогда не верила в их реальное существование. Тем более не могла поверить, что вся эта чертовщина имеет отношение ко мне. Моей Оксанке было четыре месяца, когда я во время кормления дочери увидела по телевизору на местном канале фотографию годовалого мальчика, которого мать разыскивала несколько недель. Я посмотрела на снимок, и меня охватило странное чувство — то ли беспокойство, то ли тоска… Чувство было таким сильным, что неожиданно для себя я расплакалась. — Что случилось? — испуганно посмотрел на меня муж. — Не бойся, расскажи, как есть… Я подумала, что могу доверить ему свою «страшную» тайну, поэтому рассказала обо всем: о том происшествии с Аней, о моих странных ощущениях, и даже об этой необычной старушке из окна в доме напротив. — И знаешь, когда я увидела этого ребенка, то вдруг почувствовала… — вздохнула я. — Будто ты что-то такое о нем знаешь? — догадался Володя. — Кажется, да… — я смутилась, потому что наверняка звучало это странно, но муж не удивился. — Ты такая чуткая и нежная, — задумчиво произнес он. — Может, потому и видишь то, чего другие заметить не могут — иной мир… — Пожалуйста, не говори об этом никому! — попросила я мужа. — Может, это мне только кажется… — Хорошо, — согласился Володя. — Будет так, как ты захочешь. Только подумай еще раз… Может, ты могла бы кому-нибудь помочь? — Нет, — я покачала головой. — Не хочу. И вообще, не думаю, что знаю что-то о пропавшем ребенке… Конечно, я не сказала ничего мужу, но ужасно боялась, что необычные и необъяснимые ощущения рано или поздно доведут меня до безумия. Шли дни, но вместо ожидаемого покоя я только терзалась угрызениями совести, потому что не захотела помочь несчастной женщине и ее малышу. Наконец не выдержала и позвонила в редакцию телепрограммы. На следующее утро мама пропавшего ребенка была у меня. Я пригласила ее зайти в дом, но что делать дальше, не имела понятия. Володя, видя мою растерянность, предложил: — Может, посмотришь на фото мальчика? Так в кино делали… — Может… — тихо пробормотала я. Сначала неуверенно, потом внимательнее посмотрела на фото — и вдруг ощутила такое же непривычное беспокойство, как и тогда… Это было похоже на кадр из фильма, который очень быстро промелькнул перед глазами. Настолько быстро, что я едва его разглядела. Сначала увидела улицу: тихую, спокойную улочку, утопающую в зелени… Потом разглядела дорожку, ведущую к одному дому.. И наконец номер этого дома. Обо всем рассказала безутешной матери. Женщина схватилась за голову: — Я догадывалась, что он там! Я вопросительно смотрела на нее. — Это адрес моих свекров, — пояснила она. — Полгода назад, когда погиб их сын, они сделали все, чтобы забрать у меня ребенка. Тогда я была безработной, а у них — большой дом, сад, огород… «Идеальные условия», — настаивали старики. Но суд решил иначе. Милиция их тоже допрашивала, но они отрицали, что им известно, где ребенок. Возмущались и говорили, что тревожатся о малыше так же, как я. Хотя я догадывалась, что это они украли моего Ванечку! — вздохнув, женщина вытерла слезы. — Не знаю, как вас и благодарить! По крайней мере, теперь я хотя бы знаю, что мой сыночек жив! — Рада, что смогла вам помочь. Желая меня отблагодарить, женщина решила рассказать об этой истории корреспонденту нашей городской газеты. Мне не слишком понравилась эта идея, но после долгих сомнений я согласилась. Ко мне стали обращаться люди, искавшие отцов, дочерей, сыновей. Я никому не отказывала, но их рассказы и мои «поиски» очень утомляли. Помню родителей, которые принесли фотографию сына, исчезнувшего три года назад. Несмотря на то, что прошло уже много времени, они все еще надеялись, что сын жив и со временем объявится. И не ошиблись. Я не смогла назвать им город, но знала, что парень находится сейчас за границей. Молодой человек вскоре нашелся во Франции. Он намеренно прервал контакты с родителями. По его словам, они слишком его допекали… Потом ко мне обратился пожилой мужчина, сын которого исчез четырнадцать лет назад: — Это он, — показал фотографию светловолосого подростка. — Знаю, это трудно, ведь теперь Марк уже взрослый. Но я умоляю вас, не отказывайте мне! Сын для меня — все! У меня больше никого нет! Я проводила его в комнату и сосредоточилась на снимке. Очень хотелось дать мужчине хоть какую-то надежду, что его сын жив, но… Как я ни старалась, ни фото и ни одна из личных вещей пропавшего не натолкнули меня ни на какой след. Парень, видимо, был мертв. — Мне очень жаль… — сказала я, возвращая принесенные вещи. Посетитель ушел поникший, а я думала, мое сердце разорвется от боли… И ведь понимала же, что результат не может быть постоянно положительным и не всегда можно помочь! Но каждый раз мне казалось, что я сама потеряла близкого человека. Вечером я снова увидела старушку в окне… И тогда решила пойти туда. Обошла дом вокруг, расспросила соседей. Из-за двери доносился детский смех. Хотелось постучать и спросить, долго ли они здесь живут, но я не сделала этого. Вскоре эта семья выехала, а в доме поселились другие люди, которые уж наверняка ничего не знали об этой старушке. И опять тайна осталась нераскрытой… Однажды ко мне пришли из милиции. Просили помочь найти трехлетнюю девочку. «Мы задержали подозрительного типа, возможно, он причастен к исчезновению. Но пока мы не найдем девочку или ее тело, нельзя делать выводы. Помогите», — просил опер, несколько смущенный тем, что обратился к такому необычному «специалисту». Невозможно было отказать… И снова все повторилось: необъяснимое беспокойство, затем видение, словно сквозь мутное стекло. И я указала место, где ощутила «след». К сожалению, найти девочку не удалось, да и подозреваемый не имел отношения к ее исчезновению. Вероятно, малышка скатилась по откосу и утонула… Душа корчилась от боли под грузом человеческих страданий. Я решила прекратить «работать ведьмой» и жить только для своей семьи. — Знаешь, новые владельцы дома напротив начали переделывать подвал и обнаружили там женский скелет, — сообщил муж. Володя неожиданно замолчал, и мы растерянно посмотрели друг на друга: бабушка в окне? Найденный скелет захоронили на кладбище, и старушка больше не появлялась… Мне никак не удается прекратить поиски: люди пишут, просят. Найти исчезнувшего человека не всегда удается. Недавно ко мне на работу пришел отец парня, пропавшего четырнадцать лет назад. Назвал меня шарлатанкой, сказал, что я использую чужое горе для обогащения. Но я никогда не брала денег! Расплакавшись, я убежала в подсобку, где меня скоро отыскал шеф. — Не переживай… — он погладил меня по руке. — За него говорит разочарование… А ты помогаешь людям вернуть близких или хотя бы прекратить их мучение неизвестностью. Это очень важно! Для меня самой загадка — то, что происходит. Иногда я вспоминаю слова из своего видения, сказанные бабушкой Юлей: «Остаешься хранительницей вместо меня…» Автор - Мария

Тварь бессердечная В один из погожих летних дней я случайно встретила свою давнюю знакомую. Лет пять мы не общались, не виделись. Она вела за руку мальчика лет четырех. Парнишка был худенький, бледненький и очень какой-то тихий для своего возраста. Мы приветливо поздоровались. - Вот сыночка родила на старости лет, - смущаясь, проговорила Ирина, - со старшей дочкой разница восемнадцать лет. У мужа свои дела, дочка уехала учиться, а мы с Андрюшкой хозяйство ведем. Только всему, наверно, свое время. Со старшей я проблем не знала, пока она росла, а с Андреем постоянно какие-то беды да болезни.

Подарок на новоселье.. К сожалению, тот человек, который рассказывал мне эту историю, недавно умер. В свете того, что я не помню некоторых имён, вынужден изменить все имена в данной истории.

КРЕПОСТЬ (1) Инга считала себя такой же частью этих мест, как сухой воздух, что пах полынью, или огромные камни, сорвавшиеся со стен древней крепости, или ящерки, греющиеся на этих камнях. Она тут родилась, правда, не совсем тут, ближе к морю, но в этот маленький городок их семья переехала, когда Инга только что начала ходить, и за восемнадцать лет девушка стала плотью от плоти его. Семья у них была чисто женская. Нет, конечно, когда-то у бабушки был муж, но Инга уже не помнила своего дедушку, он умер давно, еще до ее рождения. Был у нее и отец, и вот его-то она как раз и помнила, и очень любила. Но он мыкался тут, не мог найти работу, которая позволила бы его семье жить относительно безбедно. И он устроился вахтовиком, стал каждый месяц летать через всю страну далеко, за Урал. Мама стала «латать дыры». После долгих лет безденежья семье требовалось все – от нового постельного белья вместо обветшавшего до пальтишка и сапожек для растущей Инги. Отцу нравилось в Сибири – он рассказывал о светлых летних ночах, имеющих оловянный отблеск, о смешных бурундуках, о том, как пружинит под ногами мох на болотах, когда он ходит собирать клюкву. Но отец нашел не только свое место в жизни. Он отыскал еще и родственную душу. Некую Ларису, которая работала у него на «кусту» поварихой. Он не вернулся – у Ларисы была своя квартира в Саратове. А там, в Сибири, им дали номер в гостинице для вахтовиков. Отец продолжал присылать для Инги деньги – много, наверное, большую часть своего северного заработка. Инга не хотела их трогать. Одни называют это «юношеским максимализмом», другие «той душевной чистотой», которая бывает лишь в молодости. Инга требовала отсылать переводы назад, она не хотела ничего быть связанной с этим человеком – с момента его «измены» и до конца дней. Удар оказался тем больнее, чем сильнее она была привязана к отцу – единственная дочка, привыкшая считать себя самой любимой. Мама терялась. Переводила взгляд с Инги на бабушку. Бедная мама. Если бы Инга захотела мысленно представить ее – первое, что подала бы память – это всегда испуганный, всегда неуверенный взгляд. — Не хочешь денег, не бери, твое право, — спокойно сказала бабушка, и сделала знак дочери, — Тоня, оставь ее. — Я понимаю, что маме будет трудно, — Инга знала, о чем думают близкие , — Я…я работать пойду… — Жить можно по-разному: лучше, хуже, — сказала бабушка, — Приспособимся. Но помни о маме, у нее слабое здоровье. Когда женщины остались наедине, бабушка велела дочери: Ноль причин откладывать покупку Разбейте оплату на части без переплат Перейти на сайт — Заведи счет на имя Инги, и клади деньги на него. Мы действительно выкрутимся как-нибудь. И у девочки совесть будет чиста – если захочет, когда-нибудь вернет отцу все до копейки. И ты сможешь спокойно смотреть в глаза Сергею. Порой мужья укоряют бывших жен, что те жируют на их алименты. Ну а если вы все когда-нибудь помиритесь, эти деньги ой, как пригодятся Инге, когда она станет взрослой. Про вторую часть плана Инга не знала, и стоически смирилась с тем, что их маленькая семья обходится самым необходимым. Мама работала в библиотеке – она любила книги настолько, что порой притаскивала их даже с помоек. Такое в последнее время было поветрие – люди выбрасывали книги, порой свои, порой доставшиеся в наследство от старшего поколения. Всё, что угодно можно найти в интернете. Зачем захламлять дом пыльными томиками? Мама приносила такие книжки, то нагрузив пакет, то просто прижимая к груди. Их собственная библиотека разрослась уже настолько, что часть ее перекочевала в «гостевой домик» в саду. Но в библиотеке платили копейки, и мама по вечерам писала курсовые и дипломные работы для студентов. За каждой работой стояла конкретная цель. Вещи покупались самые дешевые, и все равно – впереди маячил длинный перечень того, без чего никак нельзя обойтись, и каждый пункт в этом плане был – мамина полубессонная ночь. Инга привыкла не просить для себя ничего. Даже добавки за столом – слишком часто обед варили с расчетом на два-три дня. Зато девочке рано пришлось думать о том, как приспособить свои руки и голову к какому-то делу. Сначала Инга помогала бабушке, вертелась у нее под руками. Если сравнивать семью с кораблем, что плывет по морю, именуемому Бытом, то маму никак нельзя было назвать капитаном. Она не поднялась бы выше старательного матроса. И, когда отец ушел, на капитанский мостик встала бабушка, а Инга сделалась ее правой рукой. Стоять ли у плиты, чистить ли абрикосы, подшивать шторы – Инга безропотно училась всему и делала все, хотя натура ее просила совсем другого, и усидчивость была ей чужда. Еще когда отец жил дома, Инга поняла, счастье – это когда после раннего завтрака сорвешься из дома, и все дорожки-тропинки твои. И с небом ты можешь быть наедине, и сил внутри столько, что как досадное недоразумение воспринимаешь невозможность – раскинуть руки и полететь, чтобы качали тебе упругие потоки теплого ветра. Это от отца получила она любовь к бродяжничеству, и он же научил дочь ему. Когда можешь весь день довольствоваться куском хлеба, захваченным из дома – лишь бы он был посыпан солью. Когда запоминаешь дорогу так, что ни за что не заблудишься, вернешься обратно, куда бы ни забрел. Когда не обращаешь внимания на усталость, на боль в ногах и можешь идти столько, сколько требуется, если дело того стоит. А оно стоило. Инга не искала, подобно другим, красивые как на картинке, виды, не делала селфи. Не стремилась она и к каким-то любимым молодежью развлечениям. Сначала на это просто не хватало денег, а потом девушка стала чувствовать себя белой вороной среди сверстников, и даже не пыталась стать «своей в стае». Она попросту не знала и не могла обсуждать того, что знали и любили они, а то, что трогало ее, пугало, приводило в изумление или восторг – оставляло их совершенно равнодушными. — Я знаю, кем ты хочешь стать, — как-то раз сказала ей одноклассница Варя, которая сидела с Ингой на одной парте, и отношения с которой у Инги были более доверительными, чем с другими ребятами, — Ты экскурсии водить хочешь, да? Это случилось после того, как учительница задала им писать банальнейшее сочинение о любви к «малой Родине». Инга захлебнулась темой – ей столько хотелось всего сказать. Она была пропитана легендами насквозь – как ее волосы соленым морским воздухом. Ей хотелось рассказать сразу обо всем – и о любимом роднике, возле которого разбойник когда-то похитил девушку, а она не смирилась со своей участью и стала русалкой. И о долине, где длинные тени от скал, причудливых, точно фигуры, оживают в последний час перед заходом солнца. Скалы неподвижны, а тени колеблются, тянутся друг к другу, точно беседуют без слов, жестикулируя. И про камень, который исполняет желания, но берет за это страшную цену – тоже нельзя было не упомянуть. — Я зачиталась, — сказала ей на другой день учительница, — Расскажи нам, я хочу, чтобы ребята тоже послушали. Своими словами расскажи. Может, добавишь что-нибудь еще… И вместо урока русского языка класс в тот день слушал Ингу. Среди детей были те, каждое лето, а то и на новогодние каникулы ездил с родителями за границу, но сейчас они восторженно допрашивали девочку: — А это где? А ты сама там была? Как туда проехать? А желания правда сбываются. Вот тогда Варя и бросила, укладывая учебники в сумку: — Ты, наверное, станешь экскурсоводом… — Варя, — тихо сказала Инга, — Ты – гений. Еще в старших классах школы она устроилась в музейный комплекс – тут их было черт знает сколько. Взяли ее смотрителем – это значило: подай, прими, пошла вон – за себя, за того парня, и еще за уборщицу. А потом она стала вести экскурсии – сначала в низкий сезон, когда народу мало, потом – наравне с другими, уже опытными женщинами. А теперь у нее была своя страничка в интернете, и на авторские экскурсии, которые предлагала Инга, записывались в очередь. Она купила машину, кредит за которую ей предстояло выплачивать до «Второго пришествия» - и возила людей по тем уголкам, куда редко заглядывают гиды, разве что отчаянные любители. В основном, ее клиентами были семьи, или молодые пары, не чуждые романтики. И многие, очень многие, в конце экскурсии, восторженные, благодаря Ингу, спрашивали: — А в крепость вы не возите? В крепость Инга не возила никого, хотя долгое время это был очень популярный маршрут, пока кто-то наверху не решил, что для туристов это может быть опасно – камни осыпаются, а порой и целые глыбы рушатся с крепостных стен, обваливаются своды пещер. Хорошо бы реконструкцию. Но на реконструкцию, конечно, не было денег. И экскурсии стали полулегальными – их предлагали в рамках других маршрутов, проходивших поблизости. Гид соблазнял: — А давайте доплатим еще по столько-то с носа и заедем в самое необыкновенное место, какое есть в наших краях. Но Инга никого и никогда не водила в крепость. Это была ее святыня.

Дар знахаря Казалось бы, что должно мешать моему счастью? Мужчина я, хоть и не сказать — красавец, однако, не лишен привлекательности, деньги в моем кошельке не случайные гости. Но реальность долгие годы была против этого, и моя холостяцкая жизнь приобретала затяжной характер. Самое интересное, что и два моих брата были в таком же положении. Я бесился и с трудом сдерживал эмоции, когда очередная подходящая кандидатура после моего предложения выйти за меня замуж прекращала со мной отношения… Последнее время меня стало тянуть подальше от городского шума, к жизни естественной, не напыщенной — в деревню, где мой дядя работал егерем. Сентябрьским погожим деньком я решил прогуляться, набрать даров леса. И забрел довольно далеко от селения. Старые вырубки сменились на нетронутый рукой человека лес. Похоже, я сильно заплутал. К вечеру, уставший и голодный, случайно вышел к охотничьей избушке. Из нее выглянул крепенький мужичок: «Гостям всегда рады, — он протянул мне руку. — Егор. А тебя как звать-величать, молодой человек?» Я представился и пожал сильную руку нового знакомого.