Он был редактором по отделу литературы и искусства газеты «Красная звезда». А к этому отделу, к людям там работавшим я всегда испытывал чувства в высшей степени пиететные. По негласной редакционной субординации отдел числился на десятом месте. Для меня всегда был на первом. Отдел редактировал выпускник Литинститута, поэт очень глубокий и обстоятельный Юрий Беличенко. Из-под его пера даже стихи о партбилете никогда не выглядели лобовым подхалимажем к самой КПСС, к власти ею насаждаемой. Когда я с Юрой близко сошёлся, он имел уже несколько поэтических сборников, свободно публиковался в «Новом мире», вёл поэтические передачи даже на Центральном телевидении. Однако в общении с сослуживцами всегда оставался ровным, спокойным, я бы даже сказал несколько флегматичным пофигистом. Ко мне, во всяком случае, Юра сколь-нибудь видимого интереса не проявлял, хотя мы с ним очень часто общались за рюмкой. Подвыпив, обычно наставлял меня: «Никогда не вступай в споры, а если все же вступил, то отстаивай свою правоту до конца, независимо от того, прав ты или не прав».
...Однажды я выиграл у Беличенко достаточно непростое пари, как бы утвердившее мои законные притязания на отдел литературы и искусства. Под конец своей жизни великий русский писатель (на самом деле очень великий!) Леонид Леонов перестал принимать у себя журналистов. Это знали во всех изданиях, в том числе и в «Красной звезде». Тем не менее, я на спор взялся сделать интервью с легендарным переделкинским отшельником и добился своего. Юра был на седьмом небе от счастья, что проиграл. Однако и после этого друзьями мы не стали - так хорошими знакомцами. Впрочем, как я понял,- это был обычный стиль его поведения: никому душу не раскрывать.
...Накануне 60-летия «Красной звезды» в редакции организовали представительную комиссию, которой поручалось достойно отметить знаменательную дату. Председателем редколлегия утвердила Беличенко, меня - его заместителем. В итоге всеми делами: гостями, буклетами, выпивкой, закуской, в том числе и самым главным - телевизионными съемками занимался, конечно же, заместитель, а благодарность и ценный подарок по итогам работы получил, разумеется, председатель. Когда мы с Юркой отмечали завершение своей работы, он мне сказал, поглаживая свои моржовые усы:
- Думаешь, главный и все члены редколлегии не ведают, кто в комиссии по-настоящему воз тянул, а кто лишь числился в пристяжных? Прекрасно знают, но такова у нас, увы, краснозвездная этика: подчиненные пашут, а почести получают начальники. Хотя какой я для тебя начальник. Но это, Мишель, еще не самая большая несправедливость, возможная в нашем специфическом коллективе. Ты на такие вещи смотри философски и никогда на них не зацикливайся, если не хочешь обмелеть душой и помыслами. Идущий - дойдет, ищущий - обрящет, а умный должен понимать: все суета сует и суета всяческая.
В 2001 году Беличенко издал книгу «Лета Лермонтова». Наверное, потрясение - самое то слово, которое отвечает моему восхищению трудом коллеги. Нечто подобное, помнится, я переживал, когда впервые читал «Горбатое поле» краснозвёздовца Володи Возовикова. Но то была художественная проза, а здесь - документалистика. И документалистика столь возвышенно поэтическая, глубоко пронзительная, что порой мне даже не верится - неужели это и впрямь Юркины размышления? Несомненно, для меня лишь одно: у гения номер два нашей отечественной поэзии еще не было такого адекватно-изоморфно-эквивалентного исследователя, да простится мне сие неуклюжее определение. Но, в самом деле, здесь сошлось все: и то, что Юрка казак, и то, что он военный человек, и то, что поэт, и то, что всю жизнь беззаветно любил Лермонтова, и то, что сумел так блестяще запечатлеть эту любовь в капитальном труде.
Да, в книге есть просчеты. Может быть, самый большой из них тот, что Юрий принципиально не разработал любовно-чувственной линии в судьбе величайшего поэта земли русской. Но тут уж ничего не поделаешь. Краснозвездовец до мозга костей, Беличенко и не мог выше себя прыгнуть. Такое международное слово-понятие как секс, по-моему, в словаре Юрином вообще отсутствует. Да что там говорить, если, даже исследуя произведения Лермонтова с ненормативной лексикой, автор умудрился сказать о них все - не сказав, по существу, ничего. Ну, таковы мы все - звездюки: слов любви и мата не знаем. Но если говорить серьезно, то нынешнее лермонтоведение уже будет немыслимо без книги Беличенко...
В предисловии к ней он написал: «Господи, помоги мне, надо же когда-нибудь начинать, ведь для того, чтобы дойти до конца, быть может, и жизни уже не хватит». А закончил книгу словами: «Я не был уверен, что успею хотя бы вчерне закончить свое повествование, и за то, что мне удалось это сделать, спасибо Тебе, Господи!»
И, спустя несколько месяцев, умер. Шел (в воскресенье!) на работу в «Красную звезду», упал, и сердце Юркино биться перестало...
«Красная звезда» для меня лично была не просто газетой – главным моим жизненным и профессиональным университетом. При том, что успел я поработать более, чем в двух десятках изданий, а журнал «Вестник ПВО» сам возглавлял. «КЗ» среди них остаётся главным. Газета дала мне многих друзей на всю оставшуюся жизнь. Юра Беличенко был и остаётся в числе первых. Это более, чем явственно видно из моей последней книги «Через Миллениум или 20 лет на изломе тысячелетий».
*
13.02.91, среда
После общения с бывшей женой Владимира Высоцкого, появилась у меня идея организовать через «Красную звезду» специальный фонд для сбора средств на строительство музея артиста, поэта и барда. Съездил с ней в «Красную звезду» к Юре Беличенко. Думал встречу восторженную поддержку коллеги. Однако редактор по отделу литературы и искусства отнёсся к моей идее весьма прохладно. «В такое смутное время подвигать брата военного делиться скудным жалованьем – есть что-то в этом, старик, меня лично не вдохновляющее. Не находишь?»
*
12.07.91, пятница.
Сегодня Юрка Беличенко сказал: «Ты знаешь, Мишель, ни о чём не жалею в прошлом – шёл и жил, как хотел. Перед властью не кланялся, с дороги не сворачивал. Но как, брат, этого мало сегодня! Только сейчас-то и открываются возможности для серьёзной работы. А чувства мои уже немощны, полуистёрты – подрос лишь ум, да упрямство прежнее осталось. И гонит, гонит оно дальше, вперёд по этой дороге, на близком повороте которой уже стоит и ухмыляется смерть. Но самое отвратительное, Мишель даже не это. Раньше, лет пятнадцать ещё назад, я всех встречных женщин считал потенциально своими. И воинственно-гордый инструмент межполового общения никогда меня в этом убеждении не подводил. А сейчас он сломался, как эпоха, и вспоминает о главном своём назначении лишь спорадически».
19.12.91, четверг.
Последним своим указом марионетка Горбачёв присвоил звание народной артистки уже не существующего СССР Алле Пугачёвой. Пошло и паскудно. Юрка Беличенко по этому поводу сказал мне по телефону: «Слышал, Горбатый прогнулся перед твоей подругой Пугачихой? Блядь в штанах венчает народным званием блядь в юбке». Юрка сказать умеет…
*
25.02.92, вторник.
Ездил в «Красную звезду», общался с Беличенко. Парень умён и чрезвычайно талантлив. Если раньше он смотрел на меня всё же свысока, то с некоторых пор зауважал: дураков главными редакторами не назначают. Юра в последнее время похаживает на «реакционные митинги» - не любит, горемычный, как и я, «дерьмократию». Рассказал, как 23-го февраля власти пустили людям кровушку.
- Юра, а зачем тебе участвовать в уличных сражениях? Да ещё и палкой схлопотать по хребтине.
- А от кого бы ты, умник такой, узнал о тех сражениях? Из газет, что ли? Вот ты сел в служебную машину и уже улица для тебя в дикость, в страх. А я её не боюсь. Я её изучаю. Мало ли для чего может пригодиться такая наука.
Понимаешь, Мишель, мне надо было прожить несколько десятилетий, чтобы понять: Булат Шалвович – просто посредственный поэт, допускающий в своих текстах изобилие пошлостей, банальностей и даже нелепостей. Чего стоит его император в голубом кафтане! А поёт он… Ну разве можно это назвать пением? Мы с тобой раньше любили и воспринимали его слова, как откровения. А бард оказался, как и его приятели – евтушенковы, вознесенские – пошловатым хапугой от литературы с ужимками клоуна. Никогда, ни в одной из своих вещей он не был ни талантливым, ни честным, ни умным, ни даже порядочным. Способным - да. А мы по молодости своей таких любили, потому что многого не понимали. Даже, пожалуй, что и главного не понимали: после официальной сталинской поэзии окуджавы, вознесенские, евтушенковы и прочие, им подобные принесли всего лишь элементарную человеческую интонацию. Но она же для литературы – естественна. Чему тут было удивляться, зная хотя бы русскую классику? Это не поэтическое открытие – норма. То что перечисленные люди употребили её первыми – случайность. В нужное время в нужном месте оказались. Но они же шустро и монополизировали это свойство поэзии, как своё право и перекрыли кислород тем, кто, обладая много большими талантами, мог пойти значительно даль их. Юра Кузнецов, к примеру. Партийное начальство было не столь глупо, как мы о нём думали. Оно прикормило шустрых ребят и создало из них карикатурный облик якобы оппозиции. Ну какие оппозиционеры из Окуджавы, Евтушенко, Вознесенского? Не смеши меня! Эта «прикормка» и развратила мужиков, искренне уверовавших в то, что у них подлинное литературное дарование. Обыкновенные версификаторы они, Мишель. Во мне к ним даже зависти нет. Я бы таких стихов, какие они тоннами наворочали,- даже стеснялся. Возможно, и они догадываются об отсутствии у себя настоящих талантов. Хотя вряд ли. Публика эта бессовестная…
Самое удивительное в нашем разговоре то, что я даже не пытался оспорить Юркины рассуждения. Не во всём, не на сто процентов, но где-то на 98,5 – я с ним категорически согласен!
*
4.04.92, суббота.
Юра Беличенко посетили творческий вечере (назовём его поэтом по несчастью) Анатоля Лукьянова.
«Честно говоря, Мишель, мы были свидетелями малохудожественной и малолитературной, если не сказать низкопробной композиции. Но тут не качество стояло во главе угла – митинговость правила бал. А это по нынешним временам поважнее литературы будет. Выступали Умалатова, Проханов, Илюхин, Лигачёв. Но поразил меня Виктор Анпилов, который на приличном английском прочитал Байрона! Другие поэты, пытавшиеся между митинговыми речами втиснуть свои стихи, выглядели пошло, лишний раз доказав для меня уже давно известную истину: кто творчески несостоятелен, тот лезет в политику. Покидал я это сборище с некоторым удивлением. Все, кто присутствовал на творческом вечере Лукьянова, совершенно искренне убеждены, что режиму Ельцина до конца года не продержаться. Откуда у людей, далеко не глупых людей, такая неверная оценка сил? Мне лично кажется, что режим Ельцина, наоборот, с каждым прожитым днём всё матереет. Он не становится лучше, по многим направлениям зашкаливает в своих дурных проявлениях, но люди уже с ним смирились. Таков наш русский народ».
*
11.02.93, четверг.
Проведал в «Красной звезде» Юрку Беличенко и Эрика Михайлова. Распили бутылку водки и наговорились всласть. Вот в такой компании я согласен встречаться хоть каждый день. От этих мужиков я обогащаюсь, подзаряжаюсь от них, а не просто убиваю время за стаканом водки, что обычно делаю. «Выбери того, чья жизнь и речь, и даже лицо, в котором отражается душа, тебе приятны; и пусть он всегда будет у тебя перед глазами либо как телохранитель, либо как пример. Нам нужен кто-нибудь, по образцу которого складывался бы наш нрав». Сененка. Вот и я беру пример со многих. В том числе,- с Беличенко и Михайлова.
*
11.01.95, среда.
В моё отсутствие случилась большая беда: убит корреспондент «Красной звезды» полковник Владимир Житаренко.
Наш краснозвездовский поэт Юрий Николаевич Беличенко написал по этому поводу: «На последнем своем привале,/ Поднимая стакан вина,/ Он сказал: «Позвоните Вале! -/ В Новый год дозвонюсь едва ли./ Людям праздник, а нам - война...»/ И друзей поздравил заочно,/ С кем делили и хлеб и бой/ В бесконечных «горячих точках»,/ В душной гари пороховой./ Мы по улицам побродили./ Не дрожала его рука./ Позвонить-то мы позвонили,/ Но что толку с того звонка?!/ Как заране узнаешь, братья,/ что назавтра придет беда,/ Что каким-то рукопожатьем/ Мы прощаемся навсегда./ Что уже не подставишь спину/ Подхватить его, унести.../ Валя, Валечка, Валентина!/ Если можешь - ты нас прости.../ Честь и мужество не уходят,/ Хоть и тяжко - а их неси./ Ведь такими, как был Володя,/ Все и держится на Руси./ И всегда в поминальных списках/ Не пропащей еще страны/ Есть военные журналисты,/ Не вернувшиеся с войны».
*
25. 01. 96, четверг.
…Читал «Степь» и вдруг на улице завихрило, закружило. Вышел на балкон и долго наблюдал погодное свирепство. А никаких живительных, соединяющих для «очеловечивания» метели мыслей не возникало. Подумалось: Чехов бы описывая вьюгу, одухотворил её. Вот у Юрки Беличенко это получается не в пример мне. Умеет он накладывать природу на собственные чувства и переживания. Не так живо, в смысле человечно, но всё же лучше, чем кто-либо из моих знакомцев.
*
Жена Ольга: «Муж мой, незабвенный супруг, господин полковник, невозможный красавец, всю жизнь, помимо прочего, занимался Лермонтовым… любил приносить мне из «Красной звезды», из её вечно молодого жеребятника, грубые казарменные анекдоты. Например, вальсируют поручик Ржевский и Наташа Ростова на балу, и трепетная Наташа робко жалуется поручику, какие ужасно грубые эти армейские офицеры. Поручик, скорбно склонив голову, с горечью отвечает: «Что Вы от них хотите? Кобыл е@ут!»
*
Мой друг Пётр Ткаченко о Юрии Беличенко: «Поэт Юрий Беличенко занимал свое истинное не заемное место в современной литературе. Человек высокой культуры и обширного образования, он вместе с тем был офицером. Поэт в погонах, причем, прежде всего поэт - это уникальное явление, может быть, только в России и возможное. Не певец темы, в свое время почетной, а теперь гонимой, не трубадур патриотизма, коим несть числа, но человек военный по самой своей сути, наделенный недюжинным поэтическим дарованием, не знающий ложного противопоставления: служба или поэтическое творчество: «Когда тревога вставит ногу в стремя,/ И, убывая, загорится время./ И мы пойдем, сминая зеленя,/ За танками, надев противогазы,/ На жизнь и смерть по голосу приказа,/ - Любовь моя, не покидай меня!» Он принадлежал к тому поколению, детство которого совпало с Великой войной, отцы которого в большинстве своем полегли на ее фронтах. О, это совсем иные люди, чем те, родившиеся даже сразу после Великой Отечественной. Удивительно и то, что это поколение и его поэты, выросшие в советское время, в нем творившие, ценя свой век, вместе с тем, оказались чуждыми его ортодоксии и демагогии. Они вели свое родство не от тех, кто “в пыльных шлемах”, хотя почитали и их, но от русского воинства и офицерства позапрошлого века, когда офицер и поэт были, чуть ли не синонимами. Нет, это не было простой романтизацией, лишь потому, что прошлое - всегда трепетно - мило, но именно духовной преемственностью».
*
«Награждается Грамотой Захарчук Михаил Александрович за высокое литературное мастерство, верное служение России и её Вооружённым Силам с вручением памятной настольной медали имени поэтам Ю.Н. Беличенко». Председатель Императорского Православного Палестинского общества генерал-полковник С.В.Степашин.
Дорогая моему сердцу награда, как и дорог сам Юрий Беличенко.
Михаил Захарчук.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 3