ВДОЛЬ ПО УЛИЦЕ БАХА В Киргизии, особенно в Чуйской долине, до развала СССР и череды «юрточных» и «тюльпановых» революций, киргизов, наверное, было меньше, чем представителей других национальностей. Целые посёлки, а то и небольшие городишки состояли почти поголовно: или из русских, или украинцев, или немцев. Также «кучковались» дунгане, корейцы, уйгуры, узбеки, турки, курды…
Не республика, а – истинный интернационал. Одни только названия сёл и посёлков о многом говорят: Алексеевка, Николаевка, Петровка… Фанзы, Милянфан… Люксембург, Карлмарксштадт…
Но больше всего в богатой земледельческой долине, наверное, было – украинцев. Здесь, они себя называли – хохлами. И совсем на это не обижались, в отличие от исконных украинцев. Все относились к этому, как к чему-то само собой разумеющемуся, абсолютно естественно и добродушно.
А по отношению к девушкам, женщинам, слово «хохлушка», произносилось вообще с особой теплотой, нежностью.
Их язык (какой-то гибрид суржика с русско-украинско-казацской речью, да плюс ещё "куча" исконно азиатских слов) отличался от украинского очень сильно. На этой почве, среди них, иногда даже приходилось слышать споры: мол, мы – хохлы, а то – украинцы, что с Украины. Короче, хохлацкую речь можно было услышать повсюду. Даже в киргизском языке, нет-нет, и проскальзывали хохлацкие словечки. К примеру, серенкЕ. (Серянки – по-хохлацки, спички – по-русски).
… Маршрутка №365 была, тогда, как нам казалось, была одной из самых «резиновых». Набившись, как селёдкой, пассажирами на автостанции, она шла по улице Баха прямым ходом в Воронцовку. Надо сказать, что село Воронцовка было, буквально, наводнено хохлами, и если люди помоложе предпочитали – русский, то старики говорили, только – на хохлацком. Причём, вели себя по отношению к окружающим, довольно-таки бесцеремонно. ЧТО для них было абсолютно естественно и само собой разумеющимся. И выглядело, примерно, так.
Бабка сидит на первом сиденье маршрутки левого ряда, а дед – на самом последнем сиденье правого. Она смотрит в своё окно, дед – в своё. И так, глядя каждый в своё окно, громко, через весь автобус друг с другом переговариваются. Так было, и в тот раз.
Пока автобус набивался пассажирами, водитель включил радиоприёмник. Из динамиков – местные «Новости». Что-то говорят про молочно-товарные фермы. (МТФ, МТФ…)
Бабка, глядя в своё окно, на переднем сиденье:
- Мыкола, а шо цэ такэ: якэсь – ЭМ, ТЭ, ЭФ? По радиву кажуть...
Тот, не отрывая взгляда от своего правого, самого заднего окна, отвечает:
- Настя, да ты – шо? Нэ знаешь, чи шо? Цэ, ж – МЭТЭХВЭ.
Бабка ему в ответ:
- А-а. Вон, оно – шо. МЭТЭХВЭ я знаю. Цэ – молочна хферма.
… Наконец, маршрутка заполняется пассажирами, отправляется и едет по улице Баха. Старики-хохлы также, каждый глядя в своё окно, но теперь уже ещё громче, чтобы перекричать шум мотора и монотонный гул вполголоса переговаривающихся друг с другом набитых битком пассажиров, как ни в чём не бывало, ведут между собой «лёгкую» беседу:
- Мыкола. А яка це – вулыця? (Какая это улица?) – Спрашивает бабка.
-Так, цэ ж – Баха, Настя. – Дед отвечает.
- Баха?! А-а-а. Цэ, потому нас и трясэ так. Вин, як мы идымо (вон, как мы едем): бах-бах-бах! Бах-бах-бах…
В автобусе – гомерический хохот.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев