На фото ветеран Великой Отечественной войны Чингиз Залялютдинов
Чингизу Залялютдинову было всего 16, когда грянула война. Страшное известие он получил во время отдыха в горах, в Чустском районе. Парень уже около года работал токарем на местном текстильном предприятии и, узнав о нападении фашистской Германии, решил во что бы то ни стало попасть на фронт.
"Первым делом я со своим другом Фридкой Морозовым вернулся в Ташкент и направился в военкомат. Мы ночевали у входа, требуя, чтоб нас отправили на фронт. Нас милиция оттуда домой отвозила. Такая была тяга, я боялся, что не успею на войну.
Друг был постарше, и его призвали, а я был зачислен в ташкентское пулеметно-минометное училище, где получил звание младшего лейтенанта и стал командиром пулеметного взвода", — вспоминает Чингиз Залялютдинов.
Боевое крещение
На передовую он попал только в 1943 году в составе 104-го гвардейского полка. Его подразделение перебросили в Кировоградскую область Украины.
"Была такая грязь, что даже танки не могли пройти. Наши станковые пулеметы "Максим" с двумя колесами буквально плавали в этой жиже. Я помогал тащить их на руках. Моя задача как командира взвода была в одном — вытащить эти пулеметы из болота, очистить и найти более сухое место для продолжения боевых действий. Это оружие было лучшим для введения огня по большим скоплениям противника. У немцев не было шансов против наших пулемётов. Мы, как Анка у Чапаева, плашмя укладывали фашистов", — продолжает рассказ ветеран.
Первый же час пребывания молодого бойца на передовой чуть не стал для него роковым. Как замечает сам Чингиз Кабирович, в той ситуации он повел себя очень глупо и должен благодарить судьбу, которая подарила ему еще один шанс. Комвзвода спустился в окоп, где раздавали обед. Котла и ложки у новобранца еще не было, поэтому старшина, который ему в отцы годился, забрал котелок у одного из уже поевших солдат и отдал парню.
"Похлебка жидкая, а ложки нет. Старшина говорит: "Через край пей". Что делать, я встал, высунул голову из окопа, чтобы выпить суп и… В этот момент пуля проносится перед моим носом и пробивает походный котелок. Все солдаты онемели от увиденного, а старшина обнял меня и сказал: "Ой, сынок, тебе долгая жизнь заказана. Не бойся", — и заплакал", — вспоминает Залялютдинов.
Ветеран признался, что тогда и он, и большинство его сослуживцев были совсем юными и не осознавали всей опасности происходящего. Они ничего не боялись, рвались в бой. Не было у них своих семей, потому и страха за свою жизнь пока не чувствовали.
Фронтовик вспоминает показательный случай, как они ехали в поезде вместе с выпускниками военного училища. В одном месте состав притормозил. Вокруг все огорожено колючей проволокой и стоит табличка – "ОСТОРОЖНО МИНЫ". А чуть дальше у окопов лежит пулемет.
"Ну разве же усидят ребята-пулеметчики? На ходу один спрыгнул с поезда и побежал забирать брошенное оружие. Он его взял, а когда стал возвращаться, наткнулся на мину. В итоге лишился обеих ног. Вот до чего наша дурь и молодость доходила", — сокрушается Чингиз Кабирович.
Боевое ранение он получил в декабре 1943 года. После зачистки "Катюшами" поля боя солдаты его подразделения выбежали из окопов, чтобы занять новую точку. В этот момент шальная пуля ранила комвзвода Залялютдинова в руку, перебив кость рядом с локтем. Его, потерявшего сознание, подобрали сослуживцы, положили в машину, которая неподалеку развозила продукты, и отправили в госпиталь — сначала в Харьков, оттуда транзитом через Москву в Киров.
"Ты с трудом поправляешься, а такую дурь задумал"
В тылу у молодого пулеметчика также не обошлось без приключений. Новый год с 1943 на 1944-й он встречал в харьковском госпитале. На улице все дети и находившиеся на лечении красноармейцы катались на лыжах. Чингиз как офицер тоже должен был уметь вставать на лыжи.
.
"Света – физкультурница, которая обучала раненых солдат, показала мне, как правильно отталкиваться палками, держать корпус и т.д. Немного освоившись, мне захотелось показать себя. Я тихонько вышел за ворота госпиталя, а там был тротуар, идущий вниз. По инерции покатился на большую улицу. Я не мог ничего сделать – лишь бы не упасть. А на встречу идет молочница с коромыслом и двумя бидонами молока. Хорошо, что крышки закрывались. Я на полной скорости налетаю на нее, и мы уже вместе катимся с ней под гору. Обратно меня поднимали на носилках", — не без улыбки делится Чингиз Кабирович
Молодому легкомысленному бойцу крепко досталось тогда от конмадира.
"Ты что, больше не хочешь на фронт? Что ты делаешь? Ты еле-еле идешь на поправку, а тут такую дурь задумал", — в сердцах сокрушался комиссар.
Травма, разумеется, усугубилась, поэтому лечение затянулось еще на несколько месяцев.
После выписки в феврале 1944-го Залялютдинова направили в распоряжение Уральского военного округа. Там он прошел курсы в высшем танково-стрелковом училище, но на передовую его возвращать не спешили — рана все никак не заживала. Так вместе с другими не до конца восстановившимся бойцами он продолжал службу в тылу.
"Да этот отец тебе в братья годится"
На фронте в семье Залялютдинова сражались его отец Кабир и брат Эльбек. До Урала, куда он попал после ранения, Чингиз не получал писем из дома или с фронта, поэтому даже не знал, где его родные, живы ли они еще.
Залялютдинов-старший был танкистом. После разгрома его части в Польше он приехал на завод в Нижний Тагил за новыми танками. Когда узнал, что сын находится в госпитале, то отправился его навестить.
"Я попросил разрешение у командира учебного корпуса, чтобы дал мне сутки повидаться с отцом. Он выписал пропуск. Когда я увидел папу и направился к нему, командир окликнул меня сзади: "Стой! Где твой отец? Ты доучился до того, что готов мне лгать? Какой же он тебе отец — такой молодой? Это твой брат или еще кто-то. Что это такое?" Тогда папа подошел, представился, показал свой партбилет и военное удостоверение, подтвердив, что я действительно его сын. Начальник засмеялся и извинился", — вспоминает ветеран эти трогательные минуты.
Комментарии 2