По утрам в выходные захожу в детскую поправить одеяла. Оба лежат расхристанные, и окно открыто, это они у меня закаляются, но лапки мёрзнут. Взбираюсь на стул, чтобы поправить одеяло на верхней полке, и там внезапно лежит долгий, как рельса, мужик с волосатыми ногами. В ступоре ищу что-то общее между этим мужланом и моим ангелом в кудряшках, коим был Сандрик в год. Тогда была ладошка и ручка. С пальчиками. Тогда были щечки и реснички. Тогда он чуть косолапил и кривил ножки, и бабушка злорадствовала: “У моих деток у всех ножки ровные, а этот в кого пошёл!” У него ещё носик был крошечный, как у совёнка. Ну, что я вам рассказываю, у всех дети были в уменьшительных суффиксах.
Я все равно пытаюсь обнять, грозно гаркнув: “Не смей сопротивляться и
терпи, потому что я твоя мать и имею право, даже если тебе не нравится”. Натыкаюсь на локти, челюсти и ключицы, мужлан держит круговую оборону. Как ему подышать в шейку, если она колется?! И борода ещё.
А тело помнит, как уютно лежал на моих коленках, в изгибе локтя, возле
груди и привалившись к боку тот самый, круглый, мягкий, душистый.
Руки движутся в воздухе и лепят что-то вроде крупной фасолины, чтобы
обнять её, как тогда. Если долгая дорога, я так могла сидеть не
шелохнувшись часами, только бы он не проснулся и не отрывался от меня. Закрываю одеялом эти непонятные волосатые ноги, не решаюсь погладить воронье гнездо на голове, слезаю осторожно. Очень быстро все пролетело. Раз – и мне уже под пятьдесят, а была молодая мама с младенцем. Пойду подышу в Мишку, он пока еще круглый и мягкий. Надо успевать – голос уже огрубел.
(Тинатин Мжаванадзе)
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев