Одесские зарисовки.
Назло календарю
— Ох, простите меня, пожалуйста! Мне очень жаль. Я так неловок! — Он прижал левую руку к груди, а правой достал из кармана носовой платок и стал вытирать разлитый кофе со свитера и джинсов женщины.
— Что Вы делаете? Прекратите тереть своим платком мне коленки. — Дама раздраженно откинула от себя его руку.
— Простите, простите, пожалуйста! Я не хотел. Скажите, как я могу загладить свою вину?
— Оставьте мои колени и свитер в покое.
— Я так неловок, так неловок. Ещё раз простите!
— Уже простила.
— Можно я хотя бы компенсирую вам кофе?
—Можно, — уже улыбнулась дама и с интересом посмотрела на него. Ему было лет пятьдесят. Высокий, плотный брюнет, с остатками былой красоты и волос на голове, растерянное и глуповатое от произошедшей кофейной катастрофы лицо с крупными чертами и внимательными, умными синими глазами. — Только если вы больше не будете ходить мимо моего столика и присядете.
— Сёма, кофе даме и мне зелёный чай. — Он присел за её столик. — Кстати, разрешите представиться: Аркадий Витальевич, полковник запаса, а теперь пенсионер.
— Аркадий? Какое южное, тёплое имя. Мария Ивановна. Художник. Из Питера.
— Художник? — Перед Аркадием сидела очень эффектная полноватая, но без потери фигуры, дама лет пятидесяти, с зелёными внимательными, с лукавинкой, глазами. — Как интересно! Я в Питере не был с советских времён, с 89-го года. Тогда он был Ленинградом. Помню, что он мне показался очень красивым, но серым, холодным и сырым. Наверное на серость и холодность восприятия повлияла погода, а на ощущение городской сырости... — тут Аркадий Витальевич заговорщицки посмотрел по сторонам, с улыбкой подмигнул собеседнице. — Вы только никому не говорите! Не скажете?
— Обещаю! — улыбнувшись, прошептала Мария Ивановна.
— Сырость была от того, что у старшего лейтенанта Аркадия Витальевича Свешникова прохудились ботинки, а на новые банально не было денег. Он почти всё жалование отослал сестре, родившей ему двух племянников–близнецов. Поэтому Ленинград в ноябре 1989 года казался ему очень сырым и холодным. А как вам наша не по календарю заснеженная мартовская Одесса?
— Она мне напоминает Питер. У нас точно такая же погода сейчас. По крайней мере была такой сегодня утром, когда я вылетала. Но у нас такая погода в середине марта вполне понятна и естественна.
— А у нас зима назло календарю решила показать свой суровый характер, выгнав из марта весну.
Мария Ивановна взглянула на собеседника
— Как вы хорошо сказали: «выгнав из марта весну»... В моей душе зима выгнала и весну, и лето...
— Рано или поздно всё равно весна наступает, Мария Ивановна.
— Можно просто Мария.
— Спасибо. Аркадий. В любом случае весна наступает. И в душе в том числе.
— В моём случае зима затянулась, Аркадий. Уже как минимум на год.
— Простите за навязчивость, Мария... Вы замужем?
— Да. 27 лет как замужем. Сын уже взрослый. Он служит на Северном флоте. В прошлом году женился. У меня хороший, очень хороший муж. Он архитектор. Очень известный в Питере архитектор.
— У вас хорошая семья.
— Да, очень хорошая семья. — Мария Ивановна покрутила по часовой стрелке чашку с кофе и вдруг улыбнулась. — Не знаю, совершенно не знаю, почему я вам всё это рассказываю, Аркадий! Наверное, потому что я в Одессе, потому что середина марта и идёт за окном снег, а здесь — уютное кафе, и у вас тёплое южное имя, и вы умеете слушать женщину.
Я уже год ни с кем так не разговаривала, Аркадий. Не с кем. Я проснулась сегодня утром и вдруг поняла, что уже год не разговариваю с мужем! Нет-нет, мы не ссорились, мы вообще никогда с Володей не ссорились. Он у меня очень хороший, положительный. Но после женитьбы сына нам не о чем больше говорить. «Кофе будешь?», «Иди завтракать», «Буду поздно», «Не жди, ужинай без меня». Вот и всё общение. Нет, конечно, эти разговоры есть во всех семьях. Но ведь не только они! Должно быть ещё что–то, что людей соединяет, связывает накрепко их души, жизни. А у нас этого соединения нет. Оно исчезло, растворилось в кислоте повседневности. И осталось только «Будешь ужинать?» и «Буду поздно, ужинай без меня». И я убежала. Из пустоты в неизвестность... Как хорошо вы меня слушаете, Аркадий. Меня давно никто так не слушал.
— Вы только прилетели в Одессу?
— Да. Час назад.
— Вы позволите угостить вас обедом?
— С удовольствием. Я как раз очень голодна и готова сьесть целую шаверму!
— Что? Таверну?
— Шаверму. Так у нас называют шаурму.
— Сёма, принеси меню. Кстати, у Сёмы отличное бессарабское вино. Рекомендую.
— Положусь на ваш вкус. Тогда мне салат по–гречески, бифштекс и бокал вина.
— Отличный выбор. Сёма, нам два бифштекса, два салата по–гречески и бутылочку вина.
— А на улице всё метёт и метёт... Удивительно, что аэропорт принял наш самолёт.
— Вы гостиницу забронировали?
— Да. Гостиница «Чёрное море». На Ришельевской.
— Тогда я Вас провожу до гостиницы.
— Не хотелось бы злоупотреблять...
— Возражения не принимаются! — Аркадий выставил в знак протеста вперёд ладонь. — Помните, что я вылил на вас кофе и ещё не загладил свою вину. К тому же...
— К тому же?
— К тому же мне некуда и не к кому торопиться.
— Не к кому?
— Да. Не к кому. Я живу один. Мы с супругой прожили 25 лет. Сын с семьёй живёт в Киеве. А жена ушла в прошлом году.
— Ушла?
— Да, ушла. — Аркадий отодвинул в сторону тарелку. — Я даже сейчас, спустя год после похорон, не могу поверить, что её нет.
— Простите, Аркадий, я вначале не так поняла... Примите соболезнования.
— Поэтому мне некуда и не к кому торопиться. Кстати, посмотрите, кажется, уже не так метёт. И ветер прекратился. Пойдемте, я покажу вам Одессу, Мария.
По заснеженной Одессе, не замечая погоды, шли двое. Он что–то рассказывал, темпераментно, по–юношески жестикулируя, а она, чуть склонив к нему голову, внимательно, с улыбкой слушала...
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев