Эвакуация машинно-тракторного парка своим ходом, проходила не менее сложно, чем перегон скота. Трактористов-водителей катастрофически не хватало, выбытие кого-либо из перегонщиков в случае гибели или ранения, превращалось в огромную проблему для бригадиров. Не менее сложным оказались дозаправка или ремонт машин в пути. Топливозаправщики и передвижные ремонтные мастерские, как правило, оказывались потерянными в общем эвакуационном потоке, что не позволяло трактористам рассчитывать на их использование. Брошенную, но исправную сельхозтехнику нужно было брать на буксир, что значительно снижало среднесуточную скорость движения тракторных колонн. Прогон тракторов разрешался только по обочинам шоссе или проселочным дорогам, и не редко, только в ночное время.
Многие трактористы во время перегона техники не раз рисковали жизнью, попадая под пулеметный обстрел и бомбежку вражеской авиацией. Но, пожалуй, самое трудное испытание их ждало в Белогорье. К моменту выхода колхозных тракторов к Дону, оказалось, что все средства переправы отданы для нужд действующей армии. Пропуск и перевоз сельхозтехники на левый берег все же производился, но лимитировано. Это обстоятельство привело не только к простою техники, но и возникновению у реки затора. Чтобы не терять время, трактористы вынуждены были искать альтернативные места переправы через Дон. Ближайшее было расположено за 6 км ниже по течению реки в районе с. Басовка, где курсировал небольшой паром. Существенным недостатком этого места было отсутствие укрепленных подъездных путей к воде, вследствие чего тракторы опрокидывались на косогорах или вязли в прибрежном грунте.
6 и 7 июля 1942 года на переправе в районе с. Белогорья, колонны сельскохозяйственной техники были разбиты немецкой авиацией.
Массовой эвакуации гражданского населения в ту пору придавалось второстепенное значение. Это вынуждало беженцев самостоятельно искать пути и средства передвижения в тыл. Положение вынужденных переселенцев существенно ухудшало и то обстоятельство, что почти все основные дороги и шоссе, ведущие к Дону, были отведены исключительно для войск и военной техники. Движение по ним мирных жителей и скота категорически воспрещалось. Для беженцев выделялись второстепенные грунтовые дороги, для прогона скота были приспособлены обочины. Так в директиве Ставки ВГК «О порядке эвакуации населения и материальных ценностей» по этому поводу были даны конкретные указания: «Движение вне этих дорог категорически воспретить, всякие попытки к этому немедленно пресекать, на военных дорогах выставить заслоны. Поддержание порядка эвакуации возложить на органы охраны тыла».
По мере приближения к Дону, военные и беженцы сливались в одну общую массу, а переправа принимала все более хаотичный, неконтролируемый характер. Вероятно, это было связано с пропускной способностью Белогорьевской переправы, а также с быстрым приближением фронта, и как следствие, растущей «нервозностью» среди беженцев и военных. Очевидец вспоминал: "Только теперь мы зримо осознали масштабы катастрофы, как для фронта, так и лично для каждого из нас. По дороге двигались телеги беженцев, толпы солдат, военные машины, повозки с раненными. С обеих сторон дороги-грейдера брели тысячи голов скота, в основном коров, овец, табуны лошадей. Вся эта движущаяся по грейдеру масса людей, машин, подвод поднимали тучу пыли, стоящей сплошной стеной, чему способствовала тихая июльская погода".
Интересна судьба беженцев, которые по тем или иным причинам решили не продолжать движение за Дон в тыл, а остались в Белогорье. К июлю 1942 г. в сельских советах Белогорьевского района было учтено более 90 семей беженцев, часть из которых проживала в районе еще со времен первой эвакуации 1941 г. Через органы Белогорьевского райисполкома, семьям вынужденных переселенцев выделялись единовременное денежное пособие в размере 50-300 рублей, продуктовые пайки, предоставлялось жилье, некоторое количество рабочих мест, дети эвакуированных определялись в школу. Особое внимание уделялось семьям государственных служащих, партийных лиц, начальствующего состава и военнослужащих. Во время занятия района немецко-фашистскими войсками, семьи вынужденных переселенцев наравне с остальными жителями Белогорья разделили горькую участь пребывания в оккупации.
Не смотря на то, что через территорию Белогорьевского района проходил мощный эвакуационный поток, массовая эвакуация ценностей и населения из самого Белогорья, так и не была проведена. Только в первой половине дня 7-го июля 1942 г., перед самым приходом немецких войск, была дана отмашка на её проведение. Из некоторых партийных и госучреждений Белогорья удалось эвакуировать архив, ценные документы. Кроме того, по всем колхозам Белогорьевского района в срочном порядке начали готовить сельхозтехнику к выводу в тыл. Так, например, трактористы и механизаторы получили указание как можно скорее переправить колхозные тракторы за Дон, но выполнить его не успели. Жительница с. Белогорья Бардакова Н.П., 1939 г.р. вспоминала: «Моя мама была бригадиром в колхозе и целыми днями пропадала в полях. В тот день вместе с ней в поле работала учетчица - женщина по фамилии Спарышева. Муж у Спарышевой занимал в то время какой-то руководящий партийный пост. Именно от них моя мать и узнала, что очень скоро в село войдут немцы. В это время дома появился отец, который работал трактористом в соседнем колхозе. Он сказал, что поступил приказ срочно готовить колхозное имущество к эвакуации. В то время у отца был трактор марки «ЧТЗ», который вместе с прицепом-будкой ему нужно было отогнать за Дон. Вместе с отцом в этом прицепе хотела уехать и вся наша семья, но только мы начали собираться, как в село вошли немцы…».
Таким образом, несмотря на быстрое приближение фронта и явную угрозу оккупации, полномасштабная эвакуация жителей, скота и техники из самого села Белогорья и района, так и не была проведена. Возможно, основная причина состояла в том, что официально объявленная эвакуация Белогорья непременно создала бы дополнительные трудности на пути отступающих советских войск. Поэтому с ней и тянули до последнего. К тому же, и у партийных руководителей разных уровней и у рядовых колхозников все еще была надежда на остановку немецких войск до рубежа р. Дон. Как писал начальник Подгоренского РО НКВД капитан Ефименко: «С приближением фронта и немецких войск 5-6 июля, население района было убеждено в победе Красной Армии…». Тем не менее, уже в августе 1942 г. было возбуждено уголовное дело по поводу «бездействия» на первого секретаря Белогорьевского РК ВКП(б) Кошарного А.С.: «УКГБ по Воронежской области сообщает, что по архивному уголовному делу проходит Кошарный Андрей Степанович, 1906 года рождения, уроженец с. Елизаветовка Павловского района Воронежской области, на день ареста первый секретарь Белогорьевского РК ВКП(б). Военным трибуналом за необеспечение эвакуации населения и материальных ценностей района сначала приговорен к высшей мере наказания. Затем постановлением № 87 от 23 сентября 1942 года по ст. 58-14 УК РСФСР приговорен к 8 годам ИТЛ (начало срока с 18.08.42 г.) без конфискации имущества и поражения прав…» . Можно предположить, что ответственность за чью-то нерешительность и недальновидность «сверху», понес конкретный человек – Кошарный А.С., слишком долго ожидавший команды вышестоящих областных инстанций. Когда же «отмашка» на эвакуацию была официально дана, её проведение уже не имело смысла – немецкая мотопехота уже была на окраинах Белогорья.
В ходе работы над данным материалом, удалось прояснить дальнейшую судьбу Кошарного А.С. До апреля 1944 года он отбывал наказание в 1-ом исправительно-трудовом лагере НКВД при заводе "Челябинскметаллургстрой" на должностях шофера, а затем бригадира. В конце апреля этого же года, он был зачислен в 199-й отдельный запасной стрелковый полк, а через месяц был направлен на фронт в составе 143-й отдельной штрафной роты. Убит в бою 22.06.1944 года. Похоронен на кладбище д. Россоны Витебской области.
Комментарии 1