ПОЛУНОЧНИКИ (клуб любителей мистики)

#юмор

Многие люди боятся манекенов.. А Вас они пугают?

Недавно сын спросил меня: – Пап, а на рыбалке ночью страшно? – Нет, не страшно. А почему ты спрашиваешь? – удивился я. – Ну, там же темнота кругом, – поёжился семилетний человек, – мало ли кто может спрятаться. – Там никто не прячется, – успокоил я ребёнка. – А если даже кто-то и есть, его отпугнёт огонь, рыбаки всегда жгут на берегу костёр. Сказал, а сам задумался: действительно, сколько же у меня было страшных случаев на рыбалке?

Болезнь куклы.. — Пацаны! Уходит! Толстяк Мишаня несся через двор к лавочке, где близнецы Ромыч и Димыч резались в подкидного на щелбаны. — Уходит! — выкрикнул он чуть ли не в самые уши товарищам. — Чего орешь-то как обосранный? — веснушчатая мордашка Ромыча скривилась. — Ага! Сам посидел бы полдня в засаде. Меня комары сожрали. — Тебя жрать и жрать, — хихикнул Димыч и сделал попытку ткнуть пальцем в круглый бок приятеля. — Э-э! — пухлый парнишка проворно отпрыгнул. Несмотря на плотную комплекцию, он был ловок, отлично владел лишь с виду неуклюжим телом, а насмешки прощал только близнецам — они дружили с детского сада. Другие за подобное могли огрести люлей. — Зассали, так и скажите! — Сам ты зассал, — Ромыч, игнорируя подначку, сплюнул под лавку. — Козырь! Наотмашь скинул последнюю карту и потянулся к брату, чтобы поставить щелбан на завешанный рыжими вихрами лоб. — Ты совсем, да?! — Димыч отвесил по угрожающей руке звонкий шлепок. — Козыри трефы! — Ты дебил?! Пики! Трефы прошлый кон… Но карты уже пестрой стаей слетели с лавочки, а за ними, словно два рыжих кота, в песок повалились сцепившиеся братья. — Придурки! — прошипел Мишка и сердито затопал обратно к деревянному домику, запрятанному в кустах шиповника. Это был старый флигель с большими окнами. Через них солнце могло бы залить комнаты светом. Но в любое время суток все окна оставались плотно зашторены. Жила там одинокая женщина. Лет ей можно было дать и сорок, и шестьдесят — таких называют безвозрастными. А для десятилетних парнишек они, конечно же, старухи, бабки — детство не придает значения градациям возраста. Высокая, худая, сутулая. Зимой — в старомодном пальто, летом — в видавшем виды плаще и, неизменно, с «вороньим гнездом» на голове, не знающим парикмахерского ухода. Невзрачное лицо спрятано в тени шевелюры. Лишь один акцент и то весьма нелепый — губы в густом слое помады морковного цвета. Она ни с кем не общалась, торопливо прошмыгивала мимо людей. На приветствия отвечала сухим, щелкающим: «Здрсть!» или молча кивала, глядя в другую сторону. Ее можно было застать за копанием в мусорном баке, но целью были не бутылки и объедки. С помойки она тащила игрушки: сломанные, надоевшие куклы, истрепанные мягкие зверушки… Ходили слухи, что дом ее завален ими доверху. Болтали так же, что в молодости она была необыкновенно хороша, как куколка, от поклонников не было отбоя, но ни один мужчина не мог вынести жизни в кукольном доме. И она снова и снова оставалась одна. С наступлением темноты женщина катала вокруг дома детскую коляску. Так из года в год ночами старуха прогуливала своих кукол. Тема эта будоражила пацанов. Дом тянул к себе, как манит детское любопытство все запретное: поставь на стол вазочку с карамелью, конфеты залежатся, но стоит запереть в буфет… Каждый день мальчишки строили планы, как заглянуть в дом, посмотреть на игрушки. Но дальше разговоров дело не двигалось, и Мишка твердо решил взять все в свои руки. Сегодня он столько вытерпел, чтоб подкараулить возможность, а эти! Даже вида не сделали, что им интересно. Лишь бы мутузить друг друга. А еще братья! Близнецы! Друзья… Комок подкатил к горлу, в носу противно защипало. Не надо было вообще их звать, обошелся бы без рыжих дебилов. Так ведь никто потом не поверит… — Мишань! — Толстый, подожди! Крики догоняющих прервали горькие раздумья. На плечо легла рука. — Чего такой резкий-то? — улыбался Ромыч во весь рот. Не сговариваясь, полезли через штакетник в палисадник. — Ромыч, смотри куда встаешь! Тут анютины глазки! — Глазки… Толстый, ты прям как баба. — Тихо, пацаны! — шикнул Димыч. — Слышите? Через открытую форточку доносились звуки фортепиано. Надломленная мелодия. Медленный, словно прихрамывающий из-за внезапных акцентов, танец. Каждый мотив заканчивался высокой, пронзительной нотой, как вскрик от боли. — Красиво, — неожиданно выдал Ромыч. — Это Чайковский. «Болезнь куклы», — поморщился Мишка. — Ты-то, Толстый, почем знаешь? — Он же в музыкалку записан, — Димыч поддержал приятеля, чтобы подначить брата. — Да знаю я, угомонись уже, — Ромыч легонько пихнул близнеца и обратился к Мишке: — А кто тогда на пианине играет, если говоришь, что бабка ушла? — Может, вернулась? — предположил Димыч. — Не могла она вернуться так скоро! — Пухлые щеки пылали: сами в карты резались, а теперь еще и не верят. — А музыка... Может, телевизор не выключила. — Нет у нее телевизора, — отрезал Ромыч. — У нее вообще ничего нет. Говорят, к ней раз забрался вор, увидел, как она бедно живет, и все украденные до этого деньги ей оставил. — Ага, а еще говорят, что курей доят, — хихикнул Димыч и тут же получил от брата тычок. Незамедлительно ответил. — Ох, как вы достали! — вздохнул Мишка. — Придумайте лучше, что со шторой делать. — Да че тут делать? Занавесила все. Ни черта не видно. Пошли отсюда. — Ага, я зря что ли… — Вот зануда ты, Толстый, — перебил Димыч. — Гундишь не хуже Чайковского этого. Мишке тоже такая музыка не нравилась. Словно девчонку щиплют, а та ойкает. Ему нравился «Марш деревянных солдатиков», а не это девчачье нытье. Пьеса закончилась, но после паузы началась сначала. — Опять! Значит, точно не телевизор. — Да я побожиться могу, собственными глазами видел… — Не знаю я, что ты видел, — бурчал Ромыч. — Музыку-то кто играет? — Игрушки?! — хихикнул Димыч, переметнувшись в споре на сторону брата. — Да заткнитесь уже! — Мишку бесили не столько дурачащиеся приятели, сколько эти звуки — щемящие, хватающие за душу. Хотелось заткнуть уши и убежать. Но близнецы же потом изведут подколами. Надо быстро покончить со всем этим и после каникул можно заливать одноклассникам, что забирались прямо в дом чокнутой бабки. — Вон у стены какая-то палка стоит, давайте сюда! Мишка забрался на ящик под окном, через форточку палкой подцепил тяжелую портьеру и тихонько отодвинул в сторону. Подглядывать было боязно, но вскоре любопытство взяло верх над волнением. Затаив дыхание, мальчишки прильнули к окну. Через мутные, давно немытые стекла едва различалось какое-то движение. И дети пристально вглядывались в полумрак комнаты. Когда глаза привыкли, оторваться было уже невозможно. Странное зрелище пугало и притягивало одновременно. Посреди комнаты на старом вытертом ковре танцевала кукла. Большая кукла, ростом с трехлетнего ребенка, в пышном платье с кружевными оборками. Механистичные движения точно попадали в такт музыки, доносящейся из патефона, который стоял рядом на полу. В комнате не было ни души. Вспотевшие ладони едва не соскальзывали с карниза, но отвернуться, зажмурить глаза, убежать в испуге было просто невозможно. Необходимо разобраться, почему ты видишь то, чего просто не может быть. Иначе воображение даст свой ответ и он будет куда ужаснее реального.И ты будешь с этим жить. Поэтому трое напуганных детей силились найти хоть какое-то объяснение: разглядеть нити, тянущиеся к кукольным рукам и ногам, или ключ, торчащий из спины заводной игрушки. Но ничего подобного не было. Зато в правой ручке был костыль. Совсем как настоящий, только маленького размера. Опираясь на него, танцующая отлично попадала в «хромой» ритм пьесы. Золотистые локоны, перехваченные шелковой лентой, вздрагивали при каждом неровном шаге. Музыка затихла. Кукла замерла на мгновение и вдруг резко обернулась. Мальчики вздрогнули. На кукольном тельце оказалась совершенно живая голова. Вот только личико выглядело недетским, словно малышка повзрослела, не успев подрасти. Лобик нахмурен, бровки над округлившимися глазенками злобно насуплены. Она поняла, что за ней подглядывают. Курносый носик пересекли складки, как у рычащей собачонки, грозящей вцепиться вам в лицо. Пухлые губки растянулись в улыбке, обнажая ряд мелких зубок. Ловко опираясь на костыль, она с пугающей быстротой устремилась к окну. Мишка отпрянул, оступился и полетел спиной прямо на клумбу. Зажмурился от боли в прибитом теле. В ушах звенело от девчачьего визга. Откуда взялись девчонки, он даже подумать не успел. — Сволочи! — прошипело совсем рядом. Мишка испугался, что этот хромой ужас вырвался наружу. Превозмогая боль, подскочил, оглядываясь. Никаких девчонок не было — верещали близнецы, корчась от боли в руках разъяренной старухи. Незаметно подкравшись, она ухватила одного за ухо, другого за копну рыжих волос и теперь безжалостно дергала. На Мишку рук не хватило, и она злобно шипела ему в лицо: — Какие сволочи! Сучата! Полезли игрушки воровать?! — Отпустите их! — заорал Мишка, что есть мочи. — Не имеете права! И неожиданно не только для старухи, но и для себя самого, толкнул сумасшедшую в грудь. Вскрикнув, словно напуганная ворона, та повалилась в куст шиповника. Братья вырвались. Мишке казалось, что они целую вечность перебираются через штакетник, обдирая в кровь колени, валятся под забор, кое-как встают на отбитые при падении ноги, и, едва передвигая ими, еле ползут прочь от страшного дома. А в спину несется бесконечное истошное: «Вон! Пошли во-он! Воры! Воры-ы!». Вслед летят комья земли ударяются о забор, оставляя следы грязи. На штакетинах повисают вырванные с корнем, смятые в яростных пальцах несчастные анютины глазки. Остаются умирать. На самом деле бегство заняло несколько секунд. Но именно эти секунды оказались решающими. Детская психика гибкая. Получая травму, память стремится поскорее избавиться от воспоминаний, и они уходят глубоко в подсознание. Как это проявится в дальнейшем, предугадать невозможно: один мочится в постель, другой боится темноты, кто-то душит котов, а кто-то женщин. Уже совсем взрослый Михаил животных любил, да и с женщинами все у него было в порядке. Но это, разумеется, позже, спустя двенадцать лет, уже после лечения у психотерапевтов, которые безуспешно боролись с его неожиданно появившимся недугом — клептоманией. Совершенно случайно у Миши обнаруживались чужие вещи или товары из магазина, которые точно в семье никто не покупал. В основном совершенно ненужное барахло: шариковая ручка с изгрызенным кончиком, поломанный футляр от очков, ершик для мытья посуды, зеркальце, садовая перчатка… Не было никакой закономерности, никакого общего признака украденной им мелочевки, кроме того, что она где-то плохо лежала, а потом оказывалась в Мишкином кармане. Он не мог объяснить, как к нему попадали вещи, потому что не помнил этого момента, точно так же как и забыл о том роковом дне. В этом забытьи пропали дворовые друзья. Не до друзей было под строгим и бесполезным материнским контролем. Мишка так и не узнал, что близнецы исчезли на самом деле. Как-то раз выбежали во двор, а домой уже не вернулись. Поговаривали, что они сбежали от пьющей и бьющей их мамаши, но скорее всего утонули во время купания или стали жертвами маньяка… Да мало ли куда могут запропаститься десятилетние оторвы, ненужные даже собственной матери-алкоголичке. Мишка же своей матери был нужен. Она таскала его по врачам. Убегая от позора, переехала с ним в другой район, поменяла ему школу и не одну. Врачи, контроль, надзор, дисциплина — и вот, казалось, болезнь отступила. На самом деле Мишка просто научился успешно ее скрывать. Никакого удовольствия от воровства он не испытывал, как все нормальные люди стыдился этого, а слезы матери так вообще доставляли ему страдания. Больше всего на свете ему хотелось видеть ее счастливой. И Мишка, размышляя над своей дурной особенностью, пришел к выводу: у всех есть склонность к чему-то, какие-то способности. Кто-то прекрасно рисует, кто-то танцует, поет, стихи пишет… А у него, выходит, дар воровской. Этакий талант. Невозможно взять и избавиться от таланта. В землю, что ли, зарыть? Ну, если только вместе с собой, а он так рано в могилу не собирался. Значит, надо талант развивать, научиться управлять им, стать профессионалом. И первым делом он перестал попадаться, а спустя время Михаил стал лучшим в городе щипачом. Никому в голову не приходило, что увалень, с добродушным лицом, смущенно улыбаясь и рассыпая вокруг себя тысячи извинений, протискиваясь к выходу в переполненном трамвае или через очередь к кассе, выйдет из толпы с чужими кошельками, часами, ключами, золотыми браслетами, да с чем угодно, что будто бы само прилипнет к его невероятно проворным рукам. Пропажа обнаруживалась не сразу. Пытаясь вспомнить обстоятельства «обноса», потерпевшие грешили на кого угодно: на шпану, путающуюся под ногами, на худого проныру, что крутился неподалеку, на доходяг, бродяг, на толпу цыганок… Но ни разу при опросе не были названы приметы интеллигентного молодого человека, страдающего излишним весом, но такого милого, вызывающего полное доверие. Одной мягкой улыбкой он полностью располагал к себе, а глядя в добрые глаза, ему хотелось поручить заботу о своих близких, стариках и детях, не то что деньги. Деньги. Ерунда какая! Да такой копейки чужой не возьмет, сам последнее отдаст — по глазам же видно! *** — Девушка! Девушка! Постойте, пожалуйста! Мне ж за вами не угнаться никогда в жизни! Михаил, умело изображая одышку, шумно отдувался после непродолжительной пробежки. — Простите великодушно, это не вы обронили? — протянул кошелек. — Кстати, меня Миша зовут. Аня, хорошенькая блондиночка, ахая и охая, осыпала его благодарностями. Спустя две недели все подруги задавались вопросом: как у нее, у «девушки с обложки», в кавалерах оказался этот простоватый пентюх? Как так вышло, что ради него она бросила потенциального жениха, испортила отношения с родителями, чуть не вылетела из института, где завкафедрой был дядька брошенного ею парня? Но уже через несколько минут общения с Михаилом вопросы пропадали сами собой. Все попадали под обаяние простоты, доброты и открытости. Самое главное, рядом с Аней Миша, действительно, становился самим собой и эту покоряющую доброту и простоту не имитировал. Любовь с первого взгляда. Девушка мечты. Там в трамвае он украл ее кошелек, но она-то украла его сердце. Ради нее он был готов достать луну с неба. Хотя луну она не хотела. У нее были совсем другие желания. Аня давно мечтала заняться коллекционированием. Филателия, нумизматика — это скучно и банально, шедевры искусства — немыслимо, коллекционировать поклонников — нервозно. Однажды оказавшись около антикварной лавки, она увидела то самое, что могло бы стать первым и самым достойным экземпляром будущей коллекции. На витрине стояла роскошная фарфоровая кукла — не китайская подделка и даже не европейский новодел. Подлинная, винтажная. Платье старинного покроя расшито бисером и оторочено кружевом ручной работы. Аня не могла наглядеться на миловидное личико молочного фарфора, а глаза влекли сиянием, как звезды, и затягивали, словно в омут. Она с трудом оторвалась от диковинки и взглянула на ценник. Конечно, не как шедевры искусства, но цена была внушительная. Вечером того же дня Аня намекнула о дорогом подарке, на тот момент еще настоящему, жениху. Он прокомментировал ее запросы обсценной лексикой. Аня обиделась, потом перестала обижаться, но перехотеть, как он советовал в переводе на литературный язык, у нее не получалось. Кукла полностью завладела воображением. Аня представляла, как красиво будет смотреться она на каминной полке, а со временем, когда коллекция расширится, Аня закажет стеклянную витрину. А может, вообще все обставит в стиле кукольной комнаты с игрушечной мебелью ручной работы. Она не пожалеет никаких денег, ведь ее куколка достойна самого лучшего. Днем Аня тосковала по игрушке, как по близкому человеку. Ночью ее мучили кошмары: ожившая кукла рыдала в витрине, словно пленница в заточении. Она билась о стекло, колотила по нему фарфоровыми ручками до тех пор, пока от них не оставались одни осколки. Тогда она с размаху разбивала о витрину голову. Из трещины поперек кукольного личика потоками лилась кровь. Осколок отпадывал, открывая мозг. Глазное яблоко вываливалось, повисая на нитях тканей, нервов и сосудов. Аня с криком просыпалась, долго сидела в постели, утирая слезы. Голова раскалывалась, и боль, казалось, выдавит наружу ее собственные глаза. Она часть приходила полюбоваться на «свою куколку», разговаривала с ней: рассказывала, как хорошо будет дома, клялась стать лучшей хозяйкой. Аня принялась копить деньги, стала экономить на всем: бросила курить, зависать в кофейнях, покупать обновки. Когда нужная сумма, наконец, накопилась, полная решимости, отправилась за покупкой. И как раз по пути встретилась с Мишей при известных уже обстоятельствах. «Это судьба! — подумала девушка. — Он не просто потерянный кошелек мне вернул. Он вернул мою мечту!» Непринужденно болтая с новым приятным знакомым, вызвавшимся провожать «растеряшу», Аня направилась к магазину. На подходе почувствовала недоброе. Внутри словно зацепили крючком и потянули леску. Забыв про нерасторопного спутника, она ускорила шаг и подбежала к витрине. На месте изящной куклы стояли громоздкие чугунные часы Каслинского литья: хозяйка медной горы, восседала на каменном цветке и властно смотрела на Данилу-мастера. Аня вскрикнула, прикрыла ладошкой рот и тихо заплакала, как обиженный ребенок. На вздрагивающие плечики легли мягкие руки. Миша обнял по-дружески. Было так сладко плакать на его широкой груди. Он не смеялся над ней, не дразнил «маленькой девочкой», не брюзжал про инфантильность. Он молчал. Но это молчание вселяло надежду, что это вовсе не конец, что нельзя вот так просто купить мечту, к ней нужно стремиться и добиваться, и он, молчаливый и понимающий, от этого сразу такой близкий, теперь будет рядом и поможет пройти этот путь. Успокоив девушку, Михаил сам направился в лавку. Мягкий звук колокольчика на входе привлек внимание продавца. Человек за прилавком полностью соответствовал антуражу заведения, словно какой-то разорившийся вконец аристократ сдал своего старика-камердинера в ломбард. — Чем могу быть полезен, любезнейший? Михаил сообщил, что интересуется конкретной куклой. — Да. Была. Была такая кукла «Мадлен», коллекционный образец одна тысяча девятьсот шестнадцатого года, работа мастера Клинга, по заказу… — Да-да, именно она, — Михаил прервал информационную часть, всем видом показывая, что полностью разбирается в вопросе, и поинтересовался ее исчезновением с витрины. — Сегодня утром Мадлен выкупила хозяйка. — Как?.. — А что вас удивляет, милейший? Вы не в «Детский мир» пришли. У нас принцип ломбарда. На том стоим. Михаил понял, что чуть не прокололся на несдержанном вопросе, улыбнулся, тут же взяв ситуацию под контроль: — Я лишь хотел поинтересоваться, «как» я могу ее найти? — А это, к большой печали, коммерческая тайна. — Слава богу, не государственная, — усмехнулся Михаил и поинтересовался ценой вопроса. Цена была не маленькая, но игра стоила свеч: кукла станет красной дорожкой к сердцу Ани. Кроме того, ему снова больше всего на свете захотелось видеть женщину счастливой. Он даже загадал, что это станет последней ходкой, а дальше все — уйдет в завязку. Продавец взял деньги, а Михаил забрал карточку с адресом и золотой Паркер, которым этот адрес писался. На многочисленные вопросы уже почти «своей» девушки, Миша отвечал добрейшей улыбкой, а когда поток закончился, заверил: — Не извольте беспокоиться, барышня. Теперь это полностью моя забота. Аня смотрела непонимающе. — Считай, кукла уже твоя, просто нужно подождать доставку. *** На дело пошел не сразу. Во-первых, хитрец -антиквар вполне мог предупредить хозяйку, мол, куклой интересовались, поэтому нужно время, чтобы бдительность понизилась. Во-вторых, у них с Аней начался, как говорится, конфетно-букетный, а на деле прогулочно-поцелуйный период. Ухаживания занимали время. А подготовиться необходимо. Он не форточник — о квартирной краже речи быть не может, нужно сработать на доверии. Адрес казался знакомым — район его детства. Домишка этот даже припоминался в общих чертах, на самом краю поселка, больше смахивал на дачку, чем на постоянное жилье. Михаил навел справки. Хозяйка Жанна Львовна Головина — одинокая пенсионерка, в прошлом художник-кукольник в детском театре. Выходит, мадам знает толк, но, видимо, едва сводит концы с концами, раз дошло до ломбарда. Значит, все по старой схеме: прикинуться «своим» фанатиком-коллекционером, войти в доверие. Случайному покупателю такие вот придурочные старухи ни за что не продадут свое сокровище. Стал искать информацию по кукле. Тут все оказалось сложнее, чем он ожидал. Интернет заваливал рекламой, перекидывал на порносайты. Несколько дней потратил впустую на краеведческий музей и архив. Работники библиотеки, измученные странными запросами студента журфака (именно так Михаил представился, чтобы избавиться от лишних вопросов), очень расстроенные, что никак не могут помочь, спровадили его в отдел краеведения. Тут Михаилу улыбнулась удача. Заведующая отделом, большой знаток городских легенд, лишь услышав имя куклы, просто засветилась от радости: наконец-то появился тот, кто разделяет ее интересы. Сведения, накопленные годами, оказались востребованы. Знала бы она истинные намерения Михаила… Но она не знала. У Мадлен была дурная слава. Выполненная в единственном экземпляре по заказу купца первой гильдии Саввы Бородина для его неизлечимо больной дочери, кукла предназначалась доставить последнюю радость умирающему ребенку. Далее, как у любой легенды, несколько вариантов. По одной версии ее похоронили вместе с девочкой. Но ходили слухи, что священник, не благословляя сию языческую дичь, забрал куклу из мертвых рук ребенка перед погребением, поскольку дитя в раю, а там игрушки без надобности. Куклу оставили на могиле. Спустя несколько дней, угодив под лошадь, погибает кладбищенская приживалка юродивая Мотяша. В руках погибшей дорогая кукла. Видимо, та стянула ее с могилы. Следующее появление Мадлен, опять при трагических обстоятельствах, касалось семьи околоточного надзирателя. «Ай да сукин сын! — пронеслось в голове Михаила. — Прибрал-таки к рукам вещдок». Нянька, девица Володина, выбросилась из окна на глазах подопечной. Несчастная малютка в шоке утверждала, что няню столкнула кукла. Игрушка передана в приют… — Вот так. Все лучшее — детям! — усмехнулся Михаил и приготовился слушать дальше, но рассказ на этом подошел к концу. Революция. Новое государство. Из приюта сделали коммуну, потом детский дом. Туда свозились сотни вещей, «экспроприируемых у экспроприаторов». С этого момента проклятая Мадлен никак себя не проявляла. Видимо, исполняла предназначение. — Доставляла последнюю радость умирающим детям? — Этого мы никогда не узнаем, — вздохнула рассказчица. — Сами понимаете, информация о детской смертности тщательно скрывалась. Молодое государство признавало только счастливое детство. Но, конечно, дети умирали: голод, болезни: тиф, корь, скарлатина… Поблагодарив за информацию, Михаил направился к выходу. — Молодой человек! — Да? — Михаил остановился в надежде, что краевед вспомнила какие-то подробности. — Бросьте это дело. — Какое? — улыбка умело скрывала удивление. — Поиски проклятой куклы. — Но я лишь… — Ой, перестаньте! Вы совершенно не умеете лгать, у вас все по глазам видно. Михаила развеселило, что там видно по его глазам, может, на лбу написано? Знала бы… — Зря смеетесь, вы влюблены и, наверняка, хотите сделать подарок возлюбленной. Смеяться Михаил перестал, на лице осталась лишь натянутая улыбка. — Так вот, это плохой подарок. Кукла сама выбирает хозяев, и если о ней не идет молва, значит, пока там все более менее спокойно. Не будите лихо, покуда тихо. Повторное прощание прошло гораздо быстрее. Михаил вышел под впечатлением: краеведу можно деньги на прорицании зарабатывать. А ему надо тщательнее себя контролировать. Любовь любовью, но проколов допускать нельзя. И все-таки чертовщина какая-то с этой куклой. Он решил спустить дело на тормоза. Может, Анютка забудет, переключится на другое. Но вскоре стало понятно, что не забудет. Аня не надоедала вопросами, не намекала даже. Она просто поверила словам и теперь ждала от него поступка. Отношения не развивались. Последние пару раз она отказалась от свидания, сослалась на головную боль. По всему было понятно — без куклы дело не выгорит. «Ой, да ерунда все это с проклятиями! Жанна Львовна же как-то дотянула до старости, вот и мы не пропадем, а там уже по факту разберемся», — решил для себя Михаил. *** Он шел по улицам детства. Внутри щемило, словно с трудом влез в любимые кроссовки, а они невыносимо жмут при каждом шаге. Старая школа — три окна класса на первом этаже. В началке дразнили нещадно, обзывали жирдяем. Безликие, орущие училки сменяли друг друга, не запоминая имена учеников. Он тоже их не помнил Наталья Владимировна, Елена Петровна, или наоборот, Наталья Петровна… Да и к чертям! Нашел, что вспоминать! Магазинчик, куда бегал каждый день за хлебом, молоком и нехитрыми лакомствами. Стерва-продавщица обсчитывала каждый раз, дались ей его копейки. Двухэтажные дома, с трещинами на штукатурке, как морщинистые старики ютятся в тени разросшихся до безобразия кленов. В одном из таких когда-то жил он сам. А в соседнем — пацаны-раздолбаи. Интересно, где они сейчас? Спились, небось, как их мамаша. А может, уехали. Да мало ли что произошло за двенадцать лет. Он бы ещё столько же сюда не приезжал, вообще б не возвращался в это захолустье. Но когда Анюткины глаза засияют, вся эта муть не будет иметь ни малейшего значения. Ради этого можно вытерпеть многое, и чем труднее, тем круче кайф. Он исполнит заветное желание, и в ее глазах будет волшебником из сказки. Глупо? А обносить лохов в трамвае не глупо? Ему и деньги эти без надобности. Одному... Нужный дом нашелся быстро. Появилось какое-то странное чувство пустоты. Так бывает, когда зайдешь в комнату за чем-то конкретным и не можешь вспомнить, что хотел? В пустоте стразу зашевелился «червячок». В мозгу засвербело: пацаны-то, может, и спились, а ты сам недалеко ушел. Вор ты, Мишаня, и сколько веревочка не вейся… Внутри похолодело. Давно его не посещали подобные мысли. Нехорошо это перед ходкой. Нашел, когда с совестью поговорить. Мысли он прогнал, чувства приглушил, когда почувствовал, что готов, крикнул хозяйку. Ответа не последовало. Позвал еще раз. — Открыто! — донеслось из дома. Трудно представить, кому мог принадлежать этот отвратительный голос, словно гвоздем по стеклу, звонкий и пронзительный, как у ребенка, но с интонациями властной старухи. Так мог кричать говорящий попугай или игрушка со встроенным динамиком. — Да входите же! — раздалось снова, требовательно и нервозно, и он подчинился, лишь бы не слышать окрик еще раз. Чертово дежавю! Отвратительное чувство! Справа за колючими зарослями будет клумба с пестрыми цветами… У стены ящики, а с другой стороны… С каждым шагом ощущение, что он здесь уже был, только росло. Но как? Когда?Из памяти, как из книги, вырвали лист, и он смятым комком лежит где-то глубоко, а вынуть его и расправить никак не получается. Копаясь в мыслях, он не заметил, как поднялся по ступеням крыльца. «Вот так гоняешь в голове всякое, ходишь в загрузе, а потом ни черта не помнишь!» — он почему-то разозлился на себя и зашел в дом. С порога в нос ударил удушливый запах цветов и химии. Освежитель воздуха. Только его концентрация в помещении была такой сильной, что хотелось сразу выскочить вон. Но убежать не получилось. Увиденное пригвоздило к месту. Не веря глазам, он щурился в потемках, пытаясь разобрать, что здесь реально, а что мерещится. Комната была заполнена маленькими детьми. Малютки смирно сидели на длинных лавках вдоль стен, на старом дерматиновом диване, на его спинке и подлокотниках, на креслах, стульях, даже на полу в углах, а в центре комнаты целая компания восседала за детским столиком на маленьких стульчиках. Одни были нарядно одеты, другие совершенно голые. Мозг взрывался вопросами: откуда столько детей? где их родители? почему без присмотра? почему не шевелятся? не кричат? не смеются? не плачут? Это пугало до жути. Михаил попятился. Появилась мысль позвать на помощь. Когда глаза привыкли к полумраку, он разглядел, что это вовсе не дети, а куклы. Выдохнув с облегчением, усмехнулся собственной мнительности и среди кукольных телец, лупоглазеньких мордашек, в пестроте одежек попытался найти красотку Мадлен. Аня много говорила о ней, только он не особо внимательно слушал. Ему и в голову не приходило, что кукла будет не одна и ее придется отыскивать среди сотни игрушек. Но нашлась Мадлен довольно быстро. Он словно встретился с ней взглядом. Глаза куклы были чудо как хороши, притягивали даже в сумраке комнаты, словно светились изнутри. И сама она выглядела, как королева красоты среди простушек. Недолго думая, Михаил направился прямо к ней. Одна из кукол зашевелилась. У него чуть сердце не выпрыгнуло. Скрипнул голосок: — Я бы пригласила вас к столу, но, боюсь, вам будет не слишком удобно. Михаилу показалось, что он сходит с ума. Сначала ему мерещились дети, потом он разобрался, что это куклы, но теперь-то он снова видел ребенка. Малышка сидела за столиком, уставленным игрушечным чайным сервизом, справа от Мадлен. — Вы все-таки намерены к нам присоединиться? Потрясенный Михаил попытался пошевелить головой, чтобы сбросить оцепенение, сковавшее мышцы, но девочка приняла это за кивок согласия: — О! Это так любезно с вашей стороны, верно, Мадлен? Какой отвратительный голос, как будто запись проматывают на повышенной скорости. — Мадлен говорит, что она в восхищении, — продолжала стрекотать малышка. — А… где тут… свет включить? — нервы были на пределе, и Михаил физически нуждался в нормальном освещении. — Нет! — в визгливом голоске прорвалась внезапная ярость. Михаил отшатнулся, наступил на что-то. «Ма-ма!» — раздалось из под ноги. Он вскрикнул и отскочил в сторону, чувствуя, что теряет границы реальности. — Ну вот, вы раздавили Аленку, — констатировал голосок совершенно без эмоций и тут же сорвался на крик: — Я тебе сколько говорила, дрянь! Не путайся под ногами! А ты, мерзавка, так и лезешь! Так и лезешь! Все!!! Будешь теперь хромоногая. Теперь-то ты узнаешь, каково это! Паника толкала Михаила к выходу. «К черту! Все к черту!» Он ни секунды не вынесет в этом доме с этим голосом! Девчонка совершенно ненормальная. Или одержимая. Ну не может маленький ребенок вот так говорить, тем более орать! Голова закружилась, перед глазами, как на карусели, замелькали кукольные лица. Но всю эту чехарду перекрыло личико Мадлен, в котором странным образом прослеживались Анинютины черты: в глазах надежда, а потом разочарование. Михаил остановился на пороге, с трудом взял себя в руки. — Уже уходите? — Девочка, — он еле выговорил первое слово — в горле пересохло, попытался проглотить отсутствующую слюну, но тщетно. — Где твоя мама? — Мамы нет. Почему он спросил про маму? Ему же бабушка нужна, если не прабабушка… — А кто-нибудь из взрослых? — А мы с Мадлен уже достаточно взрослые, чтобы самостоятельно принимать гостей! — Так, все. Хватит! — приступ паники сменился раздражением. — Да где тут… Он шарил руками по стене, пока не нащупал выключатель. Свет ударил по глазам. За столиком заверещали коротко и резко, словно крысу раздавили. Лучше бы он так и не нашел, где включается свет. Темнота рассеялась, открыв жуткие подробности обстановки. Кругом царило запустение: потолок в желтых потеках, в углах плесень и тенеты, старые обои надорваны, местами проплешины другой расцветки, тяжелые портьеры седые от пыли. Повсюду куклы: замызганные, раскуроченные: одноглазые, безрукие, безногие… У стены на полу целая груда частей тел: головки, ручки, ножки… А в дверном проеме, ведущем в грязную кухню, видны уже человеческие ноги, отечные, с варикозными узлами. Левая в рваном тапке, правая босая… Остальное тело скрывал выступ стены. — Ну что, негодник, доволен? — Карлица нашарила на полу рядом с собой флакон спрея и выпустила струю в сторону арки. Совершенно потерявший способность мыслить, Михаил инстинктивно повернулся на голос. Казалось, страшнее и отвратительнее, уже некуда, но у ужаса нет дна, в нем можно тонуть бесконечно. Девочка действительно была, как кукла: пышное розовое платьице, золотистые локоны, перехваченные лентой. Только этой кукле приставили голову старухи. Морщинистое лицо вульгарно накрашено, как у выжившей из ума шлюхи: жирно нарисованные брови, ультрамариновые тени, кричащие румяна и морковная помада. — Мамы с нами больше нет. Поделом, она не позволяла мне краситься. Жалела для родной доченьки помады. Мадлен она тоже никогда не нравилась, правда, Мадлен? Конечно, кому понравится, если тебя то и дело грозятся продать. А ведь Мадлен — член семьи. Моя бабушка обязана ей жизнью. Она тоже ее использовала. Давала поиграться другим детям. За пайку хлеба. Но мы ее не виним. Правда, Мадлен? А как еще выжить в детдоме в те-то годы?! Но ведь мы сейчас не голодаем. Зачем носить Мадлен в ломбард? Маме надо было просто пить меньше мадеры. Она укоризненно вздохнула. — Ну, все в прошлом, — внезапная улыбка обнажила ряд съеденных кариесом мелких зубов. — А теперь танцы! Опираясь на костыль, карлица захромала к патефону. Скрип поворачиваемой ручки, и сквозь потрескивание затертой пластинки полилась заунывная мелодия. Звук за звуком она потянула за собой моменты Мишиного детства, забытые долгие годы. Из самой глубины мозга, как карты из колоды, вытягивались шокирующие сцены. Михаил обхватил голову руками, стараясь зажать уши. Но все ужасающие подробности того дня уже проживались им, снова пугая и отвращая: ярость, исказившая лицо старухи; брызги слюны, вылетающие вместе с проклятиями; детские крики боли и ужаса; паническое бегство... Теперь он не мог понять: танцующая хромая кукла — картина из памяти? или он видит это сейчас на самом деле? — Ну, что ж вы встали как вкопанный? Берите Аленку и танцуйте! Михаил почувствовал, что теряет сознание. *** — Молодой человек, вам плохо? Михаил очнулся. Открыл глаза. Первое, что он увидел — лицо пожилой женщины, но не уродливое, а приятное и обеспокоенное. Он сидел на лавочке в сквере, его легонько тормошила миловидная старушка. — Может, скорую? — Нет-нет, — Михаил, попытался улыбнуться. Вышло криво. — Все в порядке, — заверил он. Встал. Голова кружилась. Сделал несколько шагов. Идти он может, только надо сориентироваться — куда. — Куклу! Куклу забыли! Михаил уставился на Мадлен. — Разве не ваша? В руках была… — Моя, — пробормотал еле слышно. Женщина покачала головой, наверняка, подумала что-то про наркомана, «такого милого и вот надо же»… Михаил даже не пытался бередить память, чтобы найти ответ, как Мадлен оказалась с ним в сквере. Скорее всего, куклу он попросту украл, как и все, что воровал до этого. А вся невозможная дичь привиделась во время обморока. Потерял сознание, а подсознание выкинуло финт. Немудрено: внезапное возвращение памяти. Вспомнил прошлое, забыл настоящее, да и хрен с ним! *** Аня играла куклой целый день. Расцелованный Михаил валялся на диване и наблюдал, свою двадцатилетнюю девушку снова в возрасте пяти лет. Наконец, Мадлен осталась на каминной полке. Героя ждал романтический ужин со всеми последствиями. Ночью Михаил был на высоте, Аня на вершине блаженства. Было не до куклы, пока со стороны каминной полки не раздалось шуршание и глухой стук. — Ой, упала! — Аня выскользнула из Мишиных объятий. На носочках — босые ступни холодил пол, побежала ставить куклу на место. — Аня! Куда?! — Сейчас… Она пыталась пристроить куклу, но та не желала вставать на подставке и валилась Ане на плечо. — Анна! — Михаил сердился и еле сдерживался, чтоб не показывать этого. — Брось ее. Положи! Или я сейчас обратно ее отнесу. — Нет-нет, — Аня притворно заныла. — Она моя куколка. Я возьму ее спать с собой. — Даже не вздумай тащить ее в постель! — Пожалуйста-а! — заныла притворно. — Анютка, ты, такая сексуальная, стоишь посреди комнаты и играешь куклой. Тебе не кажется это странной эротикой? Аня рассмеялась, оставила куклу и запрыгнула в постель. — Погасить ночник? — Нет, Миш, оставь. Я боюсь темноты. Миша рассмеялся от умиления. — Я же теперь с тобой. — Все равно. Мне так спокойней и Мадлен видно. Вон какие глазки! В молочном свете ночника кукла и вправду смотрелась здорово. Но Мишу она мало интересовала. Он любовался Аней. — У тебя у самой самые прекрасные глаза на свете! — шептал он, целуя любимую. — Как цветы. Анютины глазки. — Да ты романтик, — хихикнула Аня. — Вроде, нет. — Ну как? Вот, про цветы знаешь. Откуда только? Миша поменял тему, отгоняя неприятные воспоминания. Вскоре, нежно обнявшись, влюбленные заснули. Михаилу снились близнецы. Они сидели на старом дерматиновом диване. Мертвые. У одного оторвано ухо, у другого скальпирована голова. Братья по очереди разевали рты, оттуда доносилось писклявое: «Ма-ма!». Маленький Миша смотрел на них через окно и плакал. Что-то холодное коснулось тела. Он с трудом разлепил мокрые от слез глаза. В тусклом свете ночничка слабо различались очертания маленькой головки. Локоны рассыпались по плечу, кожу холодила фарфоровая щечка. По телу словно ток пустили — Михаил отдернулся, чуть не свалился с кровати. Испуг сменился злостью: «Вот упертая же! Приволокла-таки в кровать…». Он схватил напугавшую его игрушку, чуть не швырнул о стену. Но идиотом он не был, слишком маетно ему досталась эта вещичка и Анютка от счастья светилась просто. Увидит разбитую, разрыдается. Вдохнул глубоко, медленно выдохнул. Посмотрел на игрушку. Кукла и кукла. Ну, миленькая. И что Анютка в ней нашла, чтоб уж прямо до зависимости залипнуть? Глазки прикольные. По краям радужки светлые, искристые, словно лучики, а к центру все гуще синь, темнее, переходит в черноту зрачка. Черную дыру… Миша поймал себя на том, что сидит в постели среди ночи и пялится на куклу. Матерясь сквозь зубы, сунул игрушку под кровать. Уснуть не получалось. В голову лезла всякая дичь. Он гнал эти мысли, пытался думать о новой жизни. Надо, пожалуй, восстановиться в институте и устроиться на подработку. Деньги есть на первое время, но он же решил… О чем бы Михаил не думал, что бы не гонял в голове, в памяти всплывало игрушечное личико. «Заморочила чертова кукла!» — он повернулся на бок, зажмурился, приказав себе спать. Появилось ощущение, что на него смотрят. Взгляд то скользил по коже, то словно прилипал к ней. Михаил ругал себя за нервозность — полночи насмарку. Ощущение не пропадало. Пришла мысль посмотреть, который час. Открыл глаза и встретился взглядом с Мадлен. Кукла стояла около кровати, как раз напротив его лица. От Мишиного вскрика проснулась Аня: — Чего ты? — Здесь кто-то есть! — прошептал Миша, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. — В смысле? — В прямом, кто-то забрался в квартиру. — Мишка, седьмой этаж. Тебе приснилось. — Приснилось… Знала б ты, что мне приснилось. — Иди ко мне, — ворковала Аня, укладываясь поудобнее. Не слушая ее, Миша кинулся проверять квартиру: кухню, ванную, шкаф в прихожей, выбегал на балкон… Может, Анин бывший издевается? Так услышали бы. Невозможно передвигаться совершенно беззвучно. К тому же после того, как засунул эту чертову куклу под кровать, он даже не спал толком. Чертовщина! Михаил остановился, прислушался: тикали часы, гудел холодильник. Ни шагов, ни шороха, ни дыхания… Анин крик чуть не разорвал ему сердце. Он бросился в спальню, готовый схватить засранца, вышвырнуть хоть за дверь, хоть с балкона. Никого постороннего в комнате не было. Анютка забилась в угол к изголовью, натянула одеяло к подбородку. В ногах сидела Мадлен. — Аня! Это не смешно! — Михаил готов был взорваться. — Осточертела эта тупая игра! Тут же осекся: стоит он такой и орет на девушку после их первой ночи. Но Аня не оскорбилась, не обиделась, не психанула. Она вообще не отреагировала. Словно не слышала его крика. Бледная, под цвет одеяла, зарывшись в которое, как беспомощный ребенок, пыталась найти спасение от ночного кошмара. Она не шевелилась, даже не моргала, неотрывно смотрела в одну точку. Зрачки расширились, заполнив чернотой ужаса почти всю радужку. Аня не играла, и Мише стало по-настоящему жутко. Усилием воли он заставил себя обернуться. Кукла двигалась. Маленькими шажками приближалась прямо к Ане. Девушка завизжала и выскочила из постели. Миша схватил ее, прижал к себе. Аню трясло. Она пыталась заплакать, но в высохших глазах не было ни слезинки. Только тело судорожно вздрагивало. Кукла подошла к изголовью, развернулась, будто собираясь иди обратно, но вместо этого села на край подушки. Затем, откинувшись, легла. Резкий поворот головы снова заставил Аню закричать. Кукла смотрела прямо на них. Глубина глаз притягивала. Мадлен звала к себе. Они оба почувствовали это. Под ложечкой, словно воткнули иглу и тянули тугую невидимую нить, а на конце уже завязался узелок. Аня безостановочно кричала. По батарее стучали соседи. Мише тоже хотелось кричать. Ему хотелось бежать прочь со всех ног не только из квартиры, но даже из города. Но в его руках в билась в истерике Аня. Он перевел ее за спину, сам кинулся к кровати, ухватил куклу поперек тельца. Сжимал мягкое туловище, пытался прощупать механизм, который приводит куклу в движение, но ватное тельце продавливалось насквозь, а в фарфоровых конечностях, вряд ли что-то можно уместить. В ярости Миша отшвырнул ее в сторону. Мадлен ударилась о гудящую соседским возмущением батарею, фарфоровая ножка раскололась. Аня заорала до хрипоты, как от собственной дикой боли, упала на пол. — Анька! — Миша, задыхаясь, едва мог говорить. — Я ее выкину. Это… это… Аня? Он не мог понять, как такое могло случиться. Девушка лежала без сознания, под ней лужей растекалась кровь. Правая нога пугающе вывернулась. Из рваной раны на голени торчал осколок кости. Миша изо всех сил пытался проснуться. Бил себя по щекам, давил костяшками пальцев на точку на верхней губе, прокусил руку до крови. Но кошмар не прекращался. Он кинулся к Ане. Рыдая, шептал что-то бессвязное, какие-то подобия извинений, мольбы, боясь даже взглянуть на искалеченную ногу. Он прижимал обмякшее тело к себе, качал на руках, словно пытался усыпить, затем почему-то решил привести в чувства, тормошил, хлопал по щекам. Аня открыла глаза. Он испугался: что наделал?! Она же сейчас умрет от боли! Но Аня даже не поморщилась. На Мишу уставились две красивые стекляшки. Ни боли, ни страха, ни любви, ни ненависти. Ничего. В голове, как набитой опилками, ни одной мысли не осталось. Шаря рукой по полу, он нащупал валяющуюся игрушку. Фарфоровое личико было мокрым от слез, они текли из полных дикой муки, человеческих, любимых глаз. Миша не помнил, как одевался, выходил из квартиры, шел по ночным улицам с куклой в руках. Он не помнил, как оставил Аню: поднял ли с пола? положил на кровать на кровать? вызвал ли скорую? Он не знал куда идет, помнил только, что должен отдать куклу и вернуть любимую. Любой ценой. Это он помнил очень хорошо. *** Дверь проклятого флигеля со скрипом отворилась. Миша покорно зашел внутрь. В тот же миг все заполнил звенящий бубенцом голосок. — Мадлен! Ты вернулась! Ты привела с собой Мишутку. Как это мило с твоей стороны. Он так быстро ушел. Мы даже не попрощались. А что с ногой? Мишутка такой неловкий. Ну, мы же не будем винить его за это, правда, Мадлен? Теперь ты, мерзавка, узнаешь, каково это — всю жизнь на костылях! Ничего привыкнешь. Я же привыкла. Даже танцую. Погляди! Нет, ты сядь и погляди! Ручка патефона закрутилась сама собой. Раздались звуки Польки. — Сядь, сказала! Невидимая сила выдернула куклу из безвольных Мишиных рук и швырнула на диван, как раз между двух рыжих совершенно одинаковых пупсов. — Посмотри! Сквозь слезы Аня глядела, как Миша, словно умалишенный, неуклюже переваливается с ноги на ногу, монотонно хлопая в ладоши в такт отвратительно фальшивому пению. — Мишка с куклой бойко топают, бойко топают. Посмотри! И в ладоши звонко… Веселее, Мишутка! … хлопают, звонко… Песенка гвоздем вонзалась в мозг, если б он был. Но в теле Мадлен были лишь живые Анины глаза — зеркало души. И душа терзалась. Миша… Милый, добрый, нежный, преданный. Ее Миша сейчас, лишенный воли, как затравленный медведь на ярмарке, потешен и жалок. Больше выносить это зрелище Аня не могла. Но точно так же она не могла не смотреть, даже просто закрыть глаза, у нее не было век. Видимо, страдания тоже имеют и силу, и энергию — кукольные ручки пришли в движение и устремились к лицу с намерением воткнуться в глаза. — Э-э! Нет! Ты что творишь?! — взвизгнула карлица. Тут же с двух сторон навалились рыжие пупсы, не позволяя пошевелиться. — Молодцы, мальчики! Так ее! Ишь, удумала! Нет, дорогуша. Ты еще увидишь наши танцы. Танцы кукол! …Звонко хлопают. Раз-два-три. Мишке весело, очень весело… На звуки песни со своих мест одна за другой вскакивали куклы. С полок, этажерок они валились кубарем, затем вставали на ножки, у кого они были, и брели рывками, дергаясь при каждом шаге в центр комнаты. У кого же ног не доставало, опирались и на руки тоже или ползли. Вокруг пляшущего Миши выстроился круг. В него встали и части кукол из кучи у стены: отдельные ручки и ножки подпрыгивали вместе с с безногими и безрукими хозяевами, а головенки просто катались вокруг, как колобки. Карлица затянула «Каравай» — … Вот такой ширины, вот такой ужины. Хоровод полностью подчинялся словам песни. — Каравай, каравай, кого любишь выбирай! Песенка стихла. Игрушки замерли в позах, в которых застал их последний звук: на одной ноге, со вскинутыми ручонками, вывернутыми головками. Карлица тоже замерла в ожидании приглашения на танец. Перестав раскачиваться, Михаил нерешительно топтался на месте, как застенчивый малыш. А потом побежал вразвалочку. Только мимо раскинутых для объятий ручек хозяйки, прямиком к дивану, где сидела кукла, плачущая настоящими слезами. Сначала из горла карлицы вырывался лишь утробный вой и рычание. Словно старая болонка страдала и ярилась одновременно. Потом понеслась матерная брань и проклятия. После карлица расплакалась. — Убирайтесь! Пошли вы все! Никто мне не нужен! Прочь! Игрушки послушно поползли на свои места. — А ну-ка, мерзавка, пошла вон из моей куколки! Тут же глаза Мадлен остекленели. У себя дома с криком боли очнулась Аня. — А ты, Мишенька, вор. А вор должен сидеть в тюрьме. И посидишь годок-другой, а там видно будет. Тело словно вспороли, выпотрошили и набили какой-то требухой. До утра плюшевый мишка валялся на полу. Потом карлица не без труда засунула его в большущую птичью клетку и принялась перед зеркалом поправлять испорченный макияж. *** — Остановка «Улица Новаторов». Следующая — «Горсад». Передаем на проезд, задняя площадочка! Он уже слышал эти названия. Значит, едет не первый круг, а вот куда и откуда? Ответа не было. Стал готовиться к выходу. Трамвай остановился напротив парка, и он, спасаясь от полуденного зноя, побрел под тень деревьев. К постоянному ощущению провала в памяти, добавилось чувство потери: руки привыкли к ноше, а теперь чего-то не хватало. — Мужчина! Подождите! — окликнул женский голос. — Да постойте! Мне ж за вами не угнаться! Красивая блондинка, опираясь на трость, спешила за ним, насколько ей позволяла хромота. Он остановился в растерянности: — Вы… меня? — Да вас-вас.. Вы же на сиденье оставили? Она протянула ему старенького плюшевого мишку. Толстяк бережно взял игрушку, прижал к лицу, вдыхая запах. — Вам словно пять лет, — улыбнулась женщина. — Меня Аня зовут. — А меня… — пауза затянулась. — Забыли? — она рассмеялась. — Да вот только что вспомнил, — впервые за долгое время Миша улыбнулся. Автор: Виктория Радионова #МистическиеИстории

Драконовые дети

КТО ЖИВЕТ РЯДОМ? (1) - Слушайте, в тот дом какая-то семья въезжает! – с порога закричал Пашка, бросив на пол самокат. Он быстро разулся и прибежал на кухню. - Очень ценная информация, - буркнул Стас, отпивая горячий чай и морщась, как от зубной боли, - даже не знаю, как бы мы все продолжали жить без нее. - Не ворчи, - пресекла мама, - ты лучше лекарство не забудь принять. - Ладно, - вздохнул он, допивая чай. Мама возилась у плиты, мешая в кастрюле что-то аппетитно пахнущее. Пашка потянул носом: - Уууу, как вкусно пахнет! А скоро обедать? - Готово уже, руки мой и садись. Пашка быстро вымыл руки и забрался на свое место за большим обеденным столом. Покрутил в руках блок радионяни, поставил его на место. Значит, Аленка спит в своей комнате. Сестричка родилась совсем недавно, всего-то шесть месяцев назад. Пашка, конечно, надеялся, что будет брат. Но папа с мамой очень хотели дочку. Мама в шутку повторяла: - Ну что за мужское царство вокруг, хоть бы разбавить вас, что ли. Папа улыбался, но он тоже мечтал, что родится девочка, «принцесса», как он говаривал. Когда папа привез маму из больницы с большим свертком в руках, Пашка в нетерпении подпрыгивал рядом. Ну когда же, когда же ему покажут принцессу. Мама развернула Аленку, и Пашка разочарованно хмыкнул. Тоже мне, принцесса! Маленькая, сморщенная, вся какая-то красная. - Ничего, Пашка, - смеялся папа. – Это она пока маленькая такая, вот вырастет красоткой, и ты будешь ее защищать. - Я что ли тоже такой страшный был? – изумился Пашка. - Нет, - ехидно ответил Стас, - Ты сразу вот такой большой и умный на свет появился. Стас был старше Пашки на целых восемь лет, ему уже исполнилось шестнадцать, он считал себя совершенно взрослым, умудренным опытом мужчиной, а брата – неразумной смешной малявкой. Нет, он очень любил Пашку, но и не отказывал себе в удовольствии немного подколоть его. Сегодня Стас не пошел в школу, сославшись на сильную боль в горле. Поскольку пятница, мама с папой разрешили остаться дома. А там, в понедельник, посмотрят, как дела. - А я в школе Женьку видел, - объявил Пашка. – Он привет тебе передавал, сказал, что контрольная по алгебре была, сказал, что трудная, еле написал. Стас сделал огромные глаза и зло посмотрел на брата. Мама резко повернулась: - Таааааак! Интересно-то как, - протяжно заговорила она. – Больное горло – это, конечно, чистое совпадение, да? Стас молчал. Пашка втянул голову в плечи, до него внезапно дошло, что он сморозил сейчас лишнее. Но он же и правда думал, что Стас заболел! Получается, что он контрольную хотел прогулять, что ли? - Чего молчим? – сурово спросила мама. – Значит, симулянтиус? Так эта болезнь, кажется, называется? Стас продолжал отмалчиваться. Да и что тут скажешь? Попался. Вот же угораздило Женьку столкнуться с малым, надо было предупредить друга, да как-то не подумал. У Стаса отношения с алгеброй очень перпендикулярные, он прекрасно понимал, что по контрольной его ожидает большая жирная «пара», вот и придумал себе ангину… Зазвонил мобильный матери. Фух… хоть что-то отвлечет на время внимание от Стаса, а он сейчас быстро постарается убедить маму, что у него действительно невыносимо болит горло. - Здравствуйте, Ольга Александровна, - ответила мама. Не пронесло… Звонила классная Стаса, она же учитель математики. Ну все, ему конец. Сейчас мама узнает все о его успеваемости и тогда… Мама выключила плиту, мимоходом «убила» Стаса взглядом и вышла во двор. Пашка виновато смотрел на брата. - Стас, - тихо начал он. - Не парься, - махнул рукой старший брат, - ты ж не знал. - У тебя не болит горло, да? Стас только вздохнул и промолчал, до него дошло, какой пример он показал младшему. Пашка учится с удовольствием, всё ему в радость, а тут… - Паш, ты не делай так, ладно? – попросил Стас. - А ты зачем? - Да не написал бы я эту контрольную! – воскликнул Стас. – Понимаешь? Ну не идет у меня эта дурацкая математика, да и с физикой не лучше. Мне вообще в году «пара» светит. Пашка смотрел на брата, раскрыв рот. Он, конечно, был в курсе, что тот не самый прилежный ученик, за что ему не раз влетало от родителей, но чтобы так! «Пара» в году – это уже не шутка. - Что же делать? – беспомощно спросил Пашка. – Что теперь будет? - Да что будет? Посадят сейчас под домашний арест, заниматься буду. Может, репетитора пригласят, не знаю. Стас тоскливо смотрел в окно, перспектива оказаться под домашним арестом для парня шестнадцати лет – это еще тот экстрим. За окном с телефоном в руке расхаживала мама. Разговор был явно не благостный. Пашка, желая сделать маме приятное и в надежде на то, что она тогда меньше будет ругать Стаса, встал и начал расставлять на столе обеденные приборы. - Ладно, - вздохнул Стас, - проехали. Что будет, то и будет. Так что там за кадры в тот дом въехали? Его в поселке так и называли – Тот Дом. Дело в том, что он сменил уже троих хозяев, и по поселку пронеслись слухи, что с домом не все в порядке. Слухи обрастали новыми слухами, а те новыми подробностями. В общем, родилась поселковая легенда. Ну как же без нее? Дом был большой, стоял в конце улицы, особняком, весь участок так густо засажен деревьями, что с дороги и с соседнего участка дом практически не просматривался, что тоже добавляло ему загадочности. Сам поселок был удачно расположен: вроде и за городом, но до города езды всего минут пятнадцать. Зелени очень много, роща небольшая рядом. Школа в черте города, но к ним ходил школьный автобус. Пашка ездил на нем, а многие из ребят постарше предпочитали велосипеды. Они переехали сюда совсем недавно, в начале этого учебного года. Родители решили, что свой дом лучше городской квартиры, долго выбирали и, наконец, остановились на этом варианте. Здесь были как дома, так и таунхаусы. Они выбрали просторный таунхаус, на втором этаже которого были родительская спальня и комнаты для каждого из детей, на первом общее открытое пространство – кухня-гостиная-столовая. Больше всего маме понравилось огромное панорамное окно от пола до потолка на первом этаже. Был маленький задний двор с настеленным газоном, где руками папы создана зона барбекю. Перед домом место для двух машин, цветник и пара деревьев. Все очень мило и уютно – как раз то, что нужно для семьи с детьми. Переехав сюда, мальчикам пришлось сменить школу, и Стас, и так не отличавшийся большой усидчивостью и успехами в учебе, стал постепенно все больше и больше «съезжать». Он и так никогда особо не «дружил» с физикой и математикой, а в этой школе уровень преподавания оказался намного сильнее, чем в предыдущей. Проблема нарастала, и вот теперь, похоже, превратилась в «снежный ком». - Там народу много, - услышал Стас младшего брата, который щебетал, рассказывая о семье, поселившейся в Том Доме, - я семь человек насчитал. - Ого! – удивился Стас. – Большая семья. - Ну да. Там парень есть, вроде слышал, что ему шестнадцать, как тебе. Маленьких нету. Девчонки тоже большие. А остальные все взрослые. Я не понял, кто там есть кто. - Ну и ладно, потом разберемся, - рассеянно ответил Стас, наблюдая, как мама закончила разговор и направляется в дом. Сейчас начнется. Расставленная Пашкой посуда, конечно, не помогла, мама даже не обратила на нее внимания, так была расстроена. - Ну что, Стас, доигрался, - горестно сказала она. – Врал-то зачем? Зачем врал все время? - Мам, я… - Ну не ладится с какими-то предметами, можно же было сказать? Мы же тебе верили, думали, что действительно все в порядке, как ты говоришь. В первом полугодии были приличные оценки. А теперь что? Ну ладно мы Пашку контролируем, но ты же взрослый, мы же с тобой и вели себя, как со взрослым, ответственным человеком. - Мам, да я не хотел вас с папой напрягать, думал, сам разрулю. - Ну да, и поэтому ты решил симулировать, чтобы не писать контрольную. Это очень взрослое решение! Ладно, давайте обедать. Вечером с папой решим, что дальше делать. Но ты же понимаешь, что теперь из дома ни ногой! Стас понуро кивнул, и все сели за стол. Обед прошел в напряженной тишине, пока из радионяни не донесся плач: Аленка проснулась. Мама поднялась на второй этаж, а Пашка со Стасом стали убирать со стола. *** В понедельник Стас появился в школе. На семейном совете был вынесен вердикт – никаких развлечений, в школу и из школы только на автобусе, дома садиться за уроки. Папа занялся поисками репетиторов. Первым уроком как раз была алгебра. Ольга Александровна огласила оценки за контрольную и сообщила, что те, кто ее пропустил, буду писать ее через неделю. При этом многозначительно посмотрела на Стаса. Он понял, что попал конкретно: писать контрольную в гордом одиночестве, значит, со стопроцентной гарантией схлопотать «пару». Но в самом начале урока произошло еще одно событие. В класс вошла Ольга Александровна, следом за ней шел высокий красивый парень. Прямо как с картинки: черноволосый, черноглазый, кожа светлая. Такой аристократический типаж. Но при этом выглядел достаточно крепким и накачанным. - Знакомьтесь, ваш новый одноклассник. Андрей. Его семья на прошлой неделе переехала в поселок «Клёны», и теперь Андрей будет учиться у нас. Андрей, ты можешь занять любое свободное место. Девчонки с интересом рассматривали новенького, им явно нравился такой красавец. Андрей равнодушно огляделся, подошел к столу Стаса: - Не помешаю? – тихо спросил он. - Садись конечно, - кивнул Стас. Урок начался. Стас наблюдал, с какой легкостью Андрей справляется с решением самых сложных заданий и мысленно поражался. Так даже у их отличника Кирилла не получалось. Стас же пыхтел над совсем не сложным примером, но никак не мог справиться. - У тебя вот здесь ошибка, - услышал он шепот соседа. Андрей указал ему на то место, в котором Стас сделал совершенно глупую ошибку, после чего все решилось легко. На перемене Стас спросил: - А ты, я вижу, здорово в алгебре сечешь. - Да, - кивнул Андрей, - люблю математику. - А у меня с ней вообще не ладится, - вздохнул Стас. – И с физикой тоже. - Не любишь? Или запустил? Стас обрисовал ситуацию и заодно зачем-то рассказал новому знакомому, как в пятницу промотал контрольную, а теперь вот придется писать ее в одиночестве. - Ну зачем же прятаться от проблемы, как страус? – удивился Андрей. - Сам не знаю, - пожал плечами Стас. – А теперь вот я под арестом. Отец репетитора подбирает. - Слушай, а ты не из «Клёнов»? Мне кажется, я тебя там видел. - Да. - А давай я тебя подтяну? – вдруг предложил Андрей. – Ну правда, зачем твоим еще репетиторов искать. Насколько я видел сегодня, ничего фатального нет. Просто нужно кое-какие пробелы заполнить, и всё. - А для тебя это удобно? – удивился Стас. - Вполне. Почему бы и нет? - Ну давай, - согласился Стас. – У кого встречаемся? - Давай у тебя лучше. А то мы только переехали, бардак, сам понимаешь, - улыбнулся Андрей. - Ну отлично, я согласен. Начался следующий урок. Стас заметил, что не только с алгеброй у его нового знакомого все в порядке, но и с остальными предметами тоже. Во время большой перемены он спросил: - Андрей, ты, наверное, отличник? - Да, - просто ответил он. - Понятно. Ты идешь в столовую? Или у тебя с собой обед? - Нет, я не голоден, - ответил Андрей. Когда уроки закончились, они с другими детьми из поселка сели на школьный автобус и вернулись домой. Стас с порога объявил: - Мам, не нужно репетиторов. Мне поможет новенький. Это из тех, что в Тот Дом вселились. Сегодня придет, и мы начнем заниматься. - Ладно, - кивнула мать, - давай попробуем. Но если вы будете валять дурака!.. - Мама, да ты что? Не будем. Ты думаешь, меня самого «пара» в году умиляет? - Хорошо. Мальчики, мойте руки и к столу. Стас с Пашкой сели обедать. Пашка просто сгорал от любопытства: - Стас, так к тебе что, этот из новых придет, да? - Да. - Ух ты, интересно! - Что тебе интересно? - Ну как там, в Том Доме? Он же такой … странный. Про него же рассказывают… - Ты больше слушай сплетни, - рассмеялся Стас. – Дом как дом, это кумушки местные насочиняли, а ты повторяешь. - Нет, мне сегодня Вика рассказывала, что эта новая семья какие-то не такие! - Пашка, прекрати! Что там может быть не такого? - Не знаю, но она сказала, что вечером вчера к ним какой-то мужик приезжал с чемоданами. Вика была одноклассницей Пашки и его подружкой. Ее семья жила в доме по соседству с Тем Домом. - Ну и что? Разве к ним одним гости могут приехать? - Она сказала, что он через полчаса уехал обратно. И опять с чемоданами. - Пашка, хватит, - оборвал его брат. В дверь позвонили. Мама открыла, на пороге стоял Андрей. - Здравствуйте, Вы Андрей? Проходите, Стас рассказывал о Вас. Меня зовут Ирина Петровна. - Здравствуйте, - улыбнулся Андрей. – Очень приятно, но только не называйте меня на «Вы», пожалуйста. Андрей прошел в дом. Мама предложила ему пообедать. - Спасибо, я не голоден. - Хорошо, тогда поднимайтесь со Стасом к нему в комнату, я вам чай с чем-нибудь вкусным принесу. В это время в своем манеже разревелась Аленка, ей явно надоело находиться там одной. - Это твоя сестренка? – улыбнулся Андрей. Он подошел, взял Аленку на руки, что-то прошептал ей на ушко. Девочка сразу же замолчала и заулыбалась. Мама удивленно спросила: - У тебя есть младший брат или сестра? - Нет, мои сестры старше меня. Одна в одиннадцатом классе, вторая в универе учится. Он передал Аленку маме. - Не будешь больше плакать? – ласково спросил он. Аленка улыбнулась в ответ. *** Заниматься с Андреем было легко и приятно. Казалось, что у него был прирожденный талант педагога. Так доступно и понятно математику и физику Стасу еще никто не объяснял. Он и не заметил, как они отзанимались целых три часа. Попутно еще, конечно, поболтали о том, о сём. Оказалось, что у них одинаковые пристрастия к музыке и фильмам. Андрей с интересом рассматривал библиотеку Стаса. - Я смотрю, ты фантастику любишь? Я тоже люблю. - Да, фантастику и фэнтези тоже. Ну там, про оборотней, вампиров, орков и прочих. Андрей усмехнулся и ничего не ответил. Стас заметил, что он не притронулся ни к чаю, ник печенью. - Ты чай не любишь? Может тебе сок или Колу принести? - Нет, Стас, не напрягайся. Спасибо, я не голоден. Мальчики договорились завтра продолжить занятия, и Андрей ушел. Стас поставил на поднос чашки и остатки печенья и отнес на кухню. - Андрей не пил чай? – спросила мама, увидев, что одна чашка совершенно чистая. - Нет, и от печенья отказался. Сказал, что не голоден. - Интересный он парень, твой новый друг, - задумчиво сказала мама. – Посмотри на Аленку, она ведь с тех пор ни разу не заплакала. Будто он с ней договорился. *** - Саша, ты еще не нашел репетитора для Стаса? – спросила вечером мама, когда отец вернулся домой. - Подобрал несколько кандидатур, но пока не созванивался, а что? - Ты погоди пока. Он вроде с одноклассником заниматься начал. Давай посмотрим. - Ой, что-то я не очень этому доверяю. Вот чует мое сердце, что эти занятия выльются в очередное дуракаваляние, - ехидно ответил отец. - Саш, ну давай дадим шанс. Посмотрим для начала, как Стас контрольную напишет. Неделя ведь ничего не решит, так же? - Ладно, давай, - кивнул отец. Подошло время ужина, и мама собирала на стол. Стас сидел в своей комнате, Пашка гонял перед домом на своем любимом самокате, Аленка возилась в манеже. Отец подошел к дочке. - Ну как, красотка? Как делишки? Иди-ка к папе, поговорим немного, - от протянул руки и достал девочку из манежа. Аленка радостно заулыбалась и нежно похлопала ручкой папу по щеке. - Она такая спокойная, прямо необычно как-то, - сказал папа. – Сидит себе, играется. Никогда еще такого не видел. - Ты знаешь, это все Андрей, - откликнулась мама, помешивая что-то на плите. – Это тот одноклассник Стаса. Он взял ее на руки, пошептался с ней. Самое интересное, что она сразу же перестала плакать. Раньше ни к кому категорически не шла. А тут успокоилась, разулыбалась. И с тех пор нашего ребенка как подменили. - Андрей? – удивился отец. – Стас ни про какого Андрея раньше не рассказывал. - А это новый мальчик. Его семья въехала в тот дом в конце поселка. Ну тот, который долго пустовал, про который еще сплетни ходят. Мама отвечала, не оборачиваясь. Если бы она обернулась, то увидела бы, как насторожился и побледнел отец. Он хотел было спросить еще что-то, но в этот самый момент входная дверь распахнулась, и в дом вихрем влетел Пашка. - Папа, привет! – закричал он, бросив у двери самокат и наскоро разувшись. – А я сегодня по математике пятерку получил, и еще на физре мы другой класс обыграли! - Отлично, Пашка, - ответил папа. – Молодец! Но ты будешь еще большим молодцом, если свои кроссовки разбросанные аккуратно поставишь. Да еще и самокат поднимешь и к стеночке так аккуратненько прислонишь. Лады? Пашка радостно кивнул, вернулся и сделал все, что посоветовал папа для того, чтобы быть самым большим молодцом. - Ну вот, теперь совсем молодец, - похвалил папа. – Беги переодевайся, руки мой и зови Стаса к столу. Ужинать пора. - Ага, сейчас позову. А ты слышал, что в Тот Дом семья какая-то въехала? Странные они там все. А наш Стас уже с одним из них познакомился, они в одном классе учатся. - Ну почему же странные? – спросил папа. – Наверное, самые обыкновенные люди, как и мы с тобой. Ты сплетни не слушай, ладно? - Ну вот, - вздохнул Пашка. – И ты, папа, туда же. Никто не верит, что они странные. Ну и ладно. Я вам всем докажу. Пашка умчался наверх, так и не договорив, что именно и кому конкретно он собирается доказывать. - Ира, а как тебе новый одноклассник Стаса? Ты же с ним познакомилась. Как впечатление? – осторожно спросил отец. - Да нормальный парень, - пожала плечами мама. – Обычный подросток. Высокий такой, красивый, видный. Очень воспитанный. И ты знаешь, несколько стеснительный. Не похож на остальных приятелей нашего Стаса. Я ему предложила пообедать, он отказался, чай тоже со Стасом пить не стал. Скованный немного. - Вот как? – задумчиво сказал отец. Когда вся семья расселась за обеденным столом, и Аленка тоже восседала на своем детском стульчике, Папа спросил Стаса: - Сын, говорят, у тебя новый одноклассник появился? Вы даже занимались вместе? - Ну да. Андреем зовут. По-моему, классный парень. Сам предложил, ну я и подумал: а почему бы и нет? Ну и позвал его к нам. - Ты сам его позвал к нам? – переспросил почему-то отец. - Да. Я его спросил, у кого будем заниматься, он ответил, что они только переехали, дома еще бардак. Ну я его к нам и позвал. А что? - Да нет, ничего. Нормально все, - ответил папа как можно безразличнее, но от мамы не скользнули тревожные нотки в его голосе. - Саш, да не волнуйся ты. Посмотрим дальше, может быть, Стасу и хватит этих занятий, обойдемся без репетиторов. - Пап, - вдруг напрягся Стас, - я что-то не понял твоих вопросов. Мой домашний арест предполагает, что я и пригласить никого к себе не могу? Так, что ли? - Нет-нет, что ты, - улыбнулся отец, - можешь, конечно. Тем более, что для серьезного дела. Стас успокоился, и больше тема нового семейства за ужином не поднималась. *** Все следующие дни в школе все шло своим путем. Уроки, перемены и снова уроки. Девчонки проявляли явный интерес к Андрею. Кто рассматривал его исподтишка, а кто откровенно бросал кокетливые взгляды. Андрей лишь улыбался, но никак не реагировал. По всему было видно, что ему все это просто не интересно. Ну может быть, забавно, но не более. «Или избалован вниманием, или девушка есть. А может и то, и другое», - подумал Стас. Они продолжали заниматься, Стас ловил себя на том, что ему начинает даже нравиться математика. Во всяком случае появилась уверенность, что контрольную он напишет даже в одиночестве. Вот в пятницу и посмотрим. Андрей приходил к ним в дом, Аленка, завидев его, радостно улыбалась, что-то булькала на своем, ей одной известном языке и протягивала к нему ручонки. Андрей с удовольствием брал девочку на руки, а она не могла отказать себе в удовольствии радостно вцепиться в его густую шевелюру. Парень только смеялся над этим. - Андрей, а у тебя хорошо получается ладить с детьми, - однажды сказала мама, наблюдая за этим. – Тебе бы детским врачом быть. Андрей промолчал, лишь улыбнувшись своей загадочной улыбкой. Подошла пятница. Первым уроком была алгебра, Ольга Александровна посадила Стаса за первый стол, прямо перед собой и озадачила контрольной работой. Тот вначале струхнул по привычке, но потом, к своему удивлению, перечитав еще раз все задания, понял, что вполне способен с ней справиться и бодро приступил к решению. Учительница несколько раз, проходя мимо, заглядывала к нему в тетрадь и удовлетворенно кивала. В тот день у них был еще и урок геометрии, третьим по счету, и Ольга Александровна обещала к тому времени проверить работу Стаса. Весь второй урок Стас сидел, как на иголках, рассеянно слушая объяснения учителя. В итоге Андрей слегка толкнул его локтем в бок и шепотом сказал: - Не дергайся, все нормально будет. Начался урок геометрии, и Ольга Александровна объявила, что Стас написал контрольную на твердую «четверку». - Вот давно бы так, - произнесла она. – Можешь ведь. У Стаса был совершенно ошеломленный вид, он был уверен, что на «тройку» напишет точно, но на «четверку» он как-то не замахивался. Он посмотрел на соседа. Андрей, улыбаясь, показал ему поднятый вверх большой палец. Стас протянул приятелю руку и крепко пожал. И ни он, ни Андрей не заметили злобный взгляд отличника Кирилла… Если бы Стас увидел, то был хотя бы готов… В тот день последний урок в их классе отменили из-за болезни преподавателя. Стас вышел во двор и, бесцельно расхаживая в ожидании школьного автобуса, забрел на спортплощадку. - Эй, тупица! – услышал он окрик. – Неужели мозги вдруг проявились? Странно даже. К нему медленно подходил Кирилл с еще тремя своими дружками. С ним у Стаса с самого начала учебного года началась вражда. Вернее, Стас воевать ни с кем не собирался, а вот Кирилл по какой-то причине воспринял новенького в штыки и не упускал возможности зацепить его. Стас за словом в карман не лез никогда, да и сдачи, в случае чего, отвесить мог по полной. Однажды так и случилось. И с тех пор Кирилл никогда не задирал его в одиночку. Тут уж, как ни старайся, но с четырьмя Стас справиться не мог. Время от времени возникали драки. Нечасто, так как парень уезжал на школьном автобусе сразу после уроков. Но иногда происходили ситуации вроде сегодняшней. Вот и сейчас, похоже, опять придется отбиваться. И дома мама будет сокрушаться, что Стас снова подрался. О конфликте с Кириллом он никому не рассказывал, считая, что должен справляться сам. И вот сейчас, глядя на приближающихся одноклассников, он уже напрягся, готовясь дать отпор, насколько сможет. - Или это твой новый дружок тебе так помог? Вы с ним пара теперь? – продолжал Кирилл, остальные подхалимски рассмеялись. – А мы тут все думаем: что это он на девчонок не ведется? А тут вон чего, оказывается, все просто. Опять смех. Стас не выдержал и со всей накопившейся злостью ударил Кирилла в нос. Тот охнул, схватился за лицо, из носа брызнула кровь. - Ах ты, гад! – заорал Кирилл. – Ну погоди! Он яростно набросился на Стаса, остальные подскочили на подмогу. Стас понял, что сейчас ему достанется по полной. - Эй! – раздался окрик откуда-то сбоку. – А что, здесь так принято? Четверо на одного? Парни оглянулись, к ним не спеша направлялся Андрей. Он, как всегда, был спокоен, на губах играла все та же загадочная и теперь немного презрительная улыбка. - Что, один на один тебе слабо? – спросил он, подойдя к Кириллу. - Ха! Вот и дружок появился. Мы так рады за вашу пару, - ерничал Кирилл, - так рады. Сейчас даже почувствуешь, насколько. Кирилл был довольно высокий и сильный, вся школа знала, что он давно занимается боксом, и связываться с ним особо никому не хотелось, даже старшеклассникам. Стас не вполне уловил, что же произошло. Вроде Кирилл резко выбросил хук, но Андрей каким-то непостижимым образом быстро перехватил его руку и заломил за спину. Кирилл громко вскрикнул. - Ну что? – ласково спросил Андрей. – Может, мне тебе руку сломать нужно? И тогда до тебя дойдет хоть что-нибудь? У тебя как раз пара месяцев на размышление будет. - Пусти, гад! – сдавленно произнес Кирилл. - Пустить? Это запросто. Стас опять не очень понял. Андрей сделал легкое движение, и Кирилл отлетел на несколько метров, приземлившись на песок. Андрей повернулся к остальным: - Что стоим? Может, подойдете поближе? Заодно и познакомимся? Приятели Кирилла отступили на несколько шагов, а потом просто убежали со спортплощадки. Андрей поднес ко рту два пальца и громко свистнул им вслед, затем подошел к Кириллу, который пытался поднялся. - Какой же ты смешной и жалкий, - ласково сказал Андрей, наклоняясь над ним. – Надеюсь, ты рад нашему знакомству? Не слышу? - Да, - тихо ответил Кирилл. - Я тоже, - ответил Андрей. – А теперь убирайся побыстрее. Стас увидел, как глаза Андрея загорелись каким-то недобрым огнем, ноздри раздулись, будто втягивая запах. Кирилл поднялся и медленно ушел восвояси. Андрей провожал его взглядом, судорожно сглатывая слюну. - Там автобус уже пришел. Поехали? – повернулся он к Стасу. *** - Ничего себе! Стас, это здорово! – воскликнула мама, услышав про «четверку» по контрольной. – Андрей, это тебе спасибо огромное! - Да бросьте, Ирина Петровна, - ответил Андрей. – Стасу просто нужно кое-какие пробелы восполнить, и все. Ничего страшного здесь нет. Все поправимо. И физику тоже нагоним. - Ладно, мальчики, вы занимайтесь, а я вам что-то вкусное приготовлю. - Ирина Петровна, не заморачивайтесь, не нужно, - остановил ее Андрей. – Вам и так нелегко с маленьким ребенком, а я все равно не голоден. Да и Стас переживет как-нибудь, так ведь? - И правда, мам, не нужно ничего. Мы с Андреем просто позанимаемся, и все. Без всяких там булочек-печений. Когда ребята остались наедине, Стас решился спросить: - Андрей, ты здорово навалял Кириллу. Спасибо, конечно, что вмешался, они реально достали меня уже. Скажи, а ты чем-то занимаешься? Ну там, борьбой или еще чем? - Да чем я только не занимался, - отмахнулся Андрей. – Давай лучше алгеброй займемся. Вечером вернулся с работы отец, он был задумчив и рассеян. Узнав о «четверке» за контрольную, он оживился: - Молодец, - похвалил он Стаса, - это прекрасная новость. - Пап, так может, домашний арест теперь… - начал Стас. - Нет, - оборвал отец. – Еще две недели понаблюдаю за тобой, потом сам, лично, зайду в школу. А там видно будет. Ты не просто прокололся на какой-то мелочи, ты доверие к себе подорвал, так что, не взыщи. Стас вздохнул. Обидно, конечно, но ничего не поделать, сам виноват, не нужно было так все затягивать. Теперь вот расхлебывает. Стас никогда не спорил и не грубил родителям. В принципе, сложного подросткового периода, как у других, у него не было. Он никогда не жаловался друзьям на своих родителей, считая, что ему вообще-то довольно повезло с ними. Естественно, он предпринимал попытки каким-то образом самоутверждаться, бунтовать, но потом оставил их. Ну сами посудите: пришел домой с серьгой в ухе, а родители в ответ просто пожали плечами. Ну проколол ухо и проколол, есть из-за чего отвлекаться. Он отпустил волосы до плеч, опять в ответ ничего. Когда заявил, что сделает татуировку, отец ответил: «Да на здоровье, только сам заработай на это баловство». Стас заработал. Но пожалел тратить кровно заработанное на тату. Бунты прекратились. Да и сами посудите: какой интерес протестовать, если на тебя не реагируют или соглашаются? Вот все и затихло. Как говорят, перебесился. Вот и сейчас то же самое: какой смысл спорить или протестовать? Доверие к себе подорвал, теперь придется опять заслуживать, ничего не поделаешь. Стас сидел в своей комнате, слушал музыку и размышлял о своем новом друге. «А ведь Андрей практически ничего о себе не рассказывал, - поймал он себя на мысли. – То ли он сам ловко уходит каждый раз от ответа, то ли так само собой получается». Стас решил при следующей встрече обязательно в лоб расспросить Андрея о нем самом, о его семье. Стас взглянул на часы и сделал музыку потише. Он услышал, как, уложив Аленку, родители ушли в свою спальню. Примерно еще через час послышался шорох за дверью, Стас осторожно подошёл и прислушался: кто-то крался по коридору. Осторожно приоткрыв дверь, он увидел Пашку, который крадучись спускался по лестнице. Стас хотел было окликнуть брата, но подумал и решил не делать этого, вспомнив, как в детстве сам любил устраивать всякие таинственные вылазки. Поэтому он аккуратно прикрыл дверь и решил лечь спать. Проснулся он оттого, что кто-то настойчиво трясет его за плечо. Ничего не понимая спросонья, Стас резко сел на кровати. Перед ним стоял Пашка. - Стас, ну Стас же, - громко шептал он. – Да проснись же. Послушай меня. - Пашка? – удивился Стас. – Ты чего не спишь? - Да послушай же. Я был сейчас возле Того Дома. Стас окончательно проснулся и с недоумением посмотрел на брата. Наконец, до него дошли Пашкины слова. - А какой черт понес тебя туда? И вообще, кто тебе позволил шляться ночью, да еще и так далеко? - Да ладно тебе, а то ты сам ночью не убегал никогда. Я ж видел. И это совсем не далеко. Нет, ты послушай дальше. Мы с Викой и Вадькой договорились сегодня вечером последить за Тем Домом. Я ж хотел всем доказать, что эти, что туда въехали, странные. - И что? – насмешливо сквозь зевоту спросил Стас. – Собрал доказательства? - Стас, я видел такое… Я теперь не знаю, что делать, - беспомощно ответил Пашка. – Хорошо, что Вика и Вадька не видели, они с другой стороны дома сидели. - Ну и что ты такого ужасного увидел? - Стас, только что в Тот Дом зашел наш папа! *** - Пашка, ну что ты опять выдумал, а? – недовольно проворчал Стас. – И вообще, какого ты туда поперся? Вы что, с твоей Викой и ее братцем сговорились следить за этой семьей? Вика была одноклассницей Пашки, а Вадик – ее брат, всего на год старше. Вечно эта троица что-то затевала, настоящие пираты. Вот и сейчас, ну что за дурацкая затея – устроить слежку за новыми жильцами? Наслушались историй от местных сплетниц и вперед. Дурачьё малолетнее! Да еще и отца приплели зачем-то. Вот уж точно: глухой не дослышит, так придумает. - Я не выдумал! – возмутился Пашка. – Папа и правда туда пришел! - Ха! Так это он, наверное, тебя пошел искать, - ехидно ответил Стас. – Увидел, что ты сбежал, вот и догадался, куда ты мог пойти. - Чё, правда? – испугался Пашка. – Мы же осторожно. - Ага, очень осторожно! Я же заметил, так ты что думал, что папа глупее меня? Пашка озадаченно замолчал. Если папа действительно их заметил, то всё, Пашке несдобровать. Как ж это он прокололся? Вроде бы осторожно уходил, чтобы никто не увидел и не услышал. А тут, оказывается, и Стас видел, да еще и папа… Ну все, ему конец, теперь посадят тоже под домашний арест, как и Стаса. - Допрыгались вы с твоими друзьями. Скажи только: зачем? - Ну они странные очень, эти жильцы, - настойчиво повторял Пашка. – Вика говорит, к ним все время какой-то тип с чемоданами ходит, и всегда по темноте. А никто нам не верит. Мы и решили подсмотреть, что там такое происходит. - Эх, Пашка, а ты никогда не слышал, что существует такое понятие, как частная жизнь? И что вмешательство в нее не есть хорошо? Вот поставь себя на их место. Тебе бы понравилось, если б за нами кто-то следил? - А они и следят за нами, - выпалил Пашка. - Чего?! - Ну а что? А вдруг твой Андрей не просто так к нам ходит? - Братец, ты глуп, - веско ответил Стас. – Мне надоело, иди спать. Послышался звук отворяющейся входной двери. Мальчики выглянули со второго этажа и увидели входящего отца. Только они хотели скрыться в комнате, как папа тоже заметил их. - А ну, стоп! – скомандовал он. – Пашка, куда ты ходил ночью? Что за выходки, признавайся немедленно! - Пап, я… - тихо начал Пашка и осекся, уж больно строго смотрел на него отец. - Ты ходил ночью в чужой дом? - Нет, мы в саду спрятались, мы не собирались в дом заходить, мы только посмотреть. - Посмотреть? На что? И для этого вы перелезли через забор и проникли на чужую территорию? - Мне никто не верит, - сквозь слезы отвечал Пашка, - а они, эти новые, и правда очень странные. - Знаешь что? Не все ваши игры уместны. Сейчас ты пойдешь спать, а утром мы поговорим. Марш в кровать! *** Выходные прошли неожиданно интересно. В субботу утром состоялся непростой разговор родителей в Пашкой, на все выходные Пашка был наказан лишением прогулки и компьютерных игр. Он готов был уже расплакаться, еле сдерживался, честно говоря. Но неожиданно помощь подоспела со стороны Стаса, который вдруг вспомнил, что в кладовке, оказывается без дела пылятся всеми забытые настольные игры, и не только настольные. Обнаружился дартс, купленный когда-то для Стаса и им же в свое время забытый, да и Твистер вызвал кучу восторга у младшего брата. Папа, кстати, вспомнил любимую им в детстве игру в Морской бой. В общем, как оказалось, можно и сидя безвылазно дома, отбывая наказание, с пользой и весело провести время. Даже Аленка, казалось, понимала общий восторг и пыталась принять в нем участие, периодически смеясь или издавая веселое бульканье на своем «родном» языке. Папа объявил, что обед сегодня маме готовить категорически запрещается, вместо этого будет мясо и овощи на мангале, чем они вдвоем со Стасом и занялись. Пашка крутился рядом, требуя своего участия в общем процессе приготовления. Такого вкусного обеда давно не было. Нет, мамина стряпня всегда была отличной, но сегодня было что-то особенное. А может быть, потому что готовили вместе? В итоге в воскресенье вечером папа хитро спросил: - А неплохое наказание получилось, не находите? И с этим невозможно было не согласиться. После ужина, сидя в своей комнате, Стас решил позвонить Андрею, но с удивлением вспомнил, что так и не узнал его номер телефона. Попробовал поискать своего нового приятеля в соцсетях, но нигде его не обнаружил. Странно для молодого парня. «Возможно, он там под каким-то ником, кто его знает», - подумал Стас. В дверь постучали, в комнату просунулась взъерошенная голова Пашки. - Стас, можно к тебе? - Валяй, заходи. Пашка зашел в комнату брата и присел на диван. Увидев открытую страницу с поиском в одной из соцсетей, он спросил: - Андрея ищешь? - Пашка, любопытному на днях оторвали нос в сенях, так бабушка любила говорить, помнишь? - Да ладно тебе. Я вот почему-то уверен, что ты нигде Андрея не нашел. - Во-первых, он может быть под ником, а во-вторых, может ему соцсети просто неинтересны. Он серьезный и очень умный. - Ага, слишком умный, - ехидно сказал брат. – Прямо как взрослый, да? - Пашка, не темни, ты чего явился? Опять за свое? - Ну послушай же. Он ведь и правда странный. Ну присмотрись внимательнее. Он больше на взрослого похож, чем на школьника. А сеструху его ты видел? Она тоже вроде как взрослая, ни с кем не сходится, все время одна, тоже умнее всех. И они совсем не похожи. - И что? Пашка, мне надоело, честное слово. - Ладно, - вздохнул младший брат, - ну ты просто понаблюдай за ним хотя бы. Стас пожал плечами, давая понять, что считает разговор пустым и глупым. Пашка молча вышел из комнаты. «Этот если уж вбил себе что-то в башку, то ничем оттуда не выбить. Упертый до чертиков», - подумал Стас. Пора ложиться спать, завтра с утра в школу. Он выключил комп, погасил свет и подошел к открытому окну. В поселке тишина, ни тебе шума большого города, ни автомобильных выхлопов. Что верно то верно: здесь тихо, спокойно, воздух чистый, зелени полно, просто красота. Стас постоял немного у окна и только хотел отойти, как увидел, что от их дома отделилась какая-то тень. Чья-то темная фигура направлялась к дороге. Стас узнал отца. «Куда это он так поздно? – подумал парень. – А, наверное, в магазин. Точно. Кажется, мы хлеб весь слопали». В поселке действительно был небольшой круглосуточный магазин, в котором всегда можно было купить самое необходимое. Стас прикрыл окно и лег спать. *** В понедельник разнеслась неожиданная новость: отличник Кирилл переходит в другую школу. Без объяснения причин, не дождавшись окончания учебного года. Стас прекрасно понимал эту причину, которую объяснять не захотели: после стычки Андрея и Кирилла, авторитет последнего упал ниже плинтуса. Всем известно, что твои подхалимы и подпевалы с тобой, пока ты силен. Как только ты упал, они тут же разнесут эту новость всем подряд. Вот и сейчас они сидят и с подобострастием посматривают на Андрея. Фу! Противно прямо. Стас поморщился. Девчонки с еще большим интересом поглядывают на его соседа. Только сам Андрей, казалось, ничего не заметил, даже новость об уходе Кирилла пропустил мимо ушей, весь поглощенный любимой математикой. Для него Ольга Александровна теперь подбирала индивидуальные задания, такие, какие в школьную программу вообще-то не входят. На большой перемене Стас с Андреем устроились на скамье на спортплощадке. Стас лопал бутерброды, запивая чаем из термоса, ходить в столовую он почему-то не любил. - Хочешь бутер? – предложил он Андрею. - Нет, спасибо, я не голоден, - как всегда ответил тот. - Ты вообще что-то ничего не ешь в школе. - Я привык так. Просто привык. Ем только утром и вечером. Весь день не тянет даже. - Слушай, пытался тебя в соцсетях найти, тебя там нет? Или у тебя ник особый? - Ты знаешь, я не люблю соцсети, - ответил Андрей. – Мне жаль тратить на них время. - Ясно. Я хотел позвонить тебе и обнаружил, что телефон твой не спросил, поэтому и искал тебя в сетях. - Так давай просто телефонами обменяемся, без проблем, - ответил Андрей и продиктовал свой номер. - Ты слышал, что Кирилл уходит? - Да. А что ему еще остается? – пожал плечами Андрей. – Если он так себя ведет, то должен быть готов к тому, что когда-то ему дадут отпор. Иначе он просто глуп. Забудь про него. Ну что, погнали на урок? Звонок сейчас будет. Они встали и направились к зданию школы. У самого входа к ним подошла девушка. - Привет! – сказала она. - Привет! – отозвался Андрей, и глаза его потеплели. – Стас, познакомься, это Света, моя сестра. - Очень приятно! – улыбнулась Света. - Очень приятно, - пробормотал смущенный Стас. Девушка была красива, невероятно красива. И Пашка прав: они с братом абсолютно не похожи. Андрей жгучий брюнет с черными глазами. Света же голубоглазая блондинка. Тоже высокая, под стать брату, стройная, фигура спортивная, ноги длиннющие. Стас заметил, с какой завистью поглядывают на нее другие девчонки. - Кое-кто приходил опять вчера, когда тебя не было, - сказала Света брату. - Ладно, - кивнул он. – дома поговорим. Раздался звонок, и они разошлись по своим классам. *** Когда Андрей снова пришел заниматься со Стасом, тот решил порасспросить его. Как только с математикой было покончено, он спросил: - Андрей, расскажи немного о себе. - Что ты хочешь знать? - Ну, какая у тебя семья, например. Где ты раньше жил, где учился и всякое такое. - Семья самая обычная. Нас трое детей: я, Света и Алина. Свету ты уже видел. Алина старше, учится в универе. Живем с мамой и папой. Еще с нами живут папины брат и сестра. Вот такая у нас большая семья. - Папины брат и сестра живут с вами вместе? Почему? - У нас так принято. Они не создали семей, поэтому пока с нами. - А раньше вы где жили? - Мы много раз переезжали. - Почему? - Наверное, родителям так нужно было, - пожал плечами Андрей. - Место работы меняли. - А кто твои родители? -Отец программист, мама художник. А твои? - Папа врач, хирург. Мама сейчас не работает, Аленка маленькая совсем. - Забавная у тебя сестренка, - задумчиво сказал Андрей. – Я хотел бы иметь младшую сестру. - Да ладно, быть самым младшим в семье, наверное, кайфово, - возразил Стас. - Я не чувствую себя младшим, - ответил Андрей, и Стасу показалась странной эта фраза. - Ладно, Стас, мне пора, вечером жду гостей. Немного наведем порядок после переезда, и я обязательно приглашу тебя познакомиться со своей семьей. *** Пашка сидел в засаде. Сегодня он был один, Вика с Вадькой не могли составить ему компанию, они с родителями уехали в гости. Ну и ладно, он, Пашка, и сам вполне справится. Все равно он соберет доказательства, что с этим семейством что-то не так. И вот тогда… Что тогда, Пашка и сам не знал, просто ему было до ужаса обидно, что никто не принимал его всерьез, все только подтрунивали над ним. Даже Стас ему не поверил, но ведь папа подходил к Тому Дому, Пашка не мог обознаться! Вот и прошлой ночью, и позапрошлой Пашка видел, как отец тайком уходит ночью куда-то, ну ясно же, что опять туда же. Зачем только? Значит, он тоже следит за этими людьми, а значит, Пашка просто поможет папе. Дом действительно производил странное впечатление, он будто затаился и напряженно ждал чего-то. Ни в одном окне не было света, даже света ночника. Похоже, что либо все спят, хотя для взрослых еще рановато, либо никого в доме нет. Так было и в прошлый раз. Скрипнула калитка, Пашка замер в своем укрытии, кто-то крадучись шел по дорожке, приближаясь к дому. Мальчик всмотрелся в темный силуэт. Отец! Он остановился, не доходя до дома, совсем близко от места, где прятался Пашка. Кусты напротив дрогнули, раздвинув ветки, из них вышел… Андрей. - Ну привет, Лазарь, - тихо сказал он. – Все решено, ты сделал свой выбор. Зачем же ты так настойчиво ищешь встречи со мной? *** Пашка проснулся утром от звука настойчиво звонящего будильника, с большим трудом он разлепил тяжелые веки и, недовольно поморщившись, выключил звонок. Пора подниматься и собираться в школу. Пашка медленно сел на кровати. Что-то в самочувствии было непривычным. Ну да, очень сильное головокружение, принять вертикальное положение оказалось большой проблемой. Мальчик с трудом встал и тут же схватился за стенку. Ого! Комната будто поплыла вокруг. Стоило немалых трудов зафиксировать взгляд. Что же происходит? Может, он заболел? Пашка постоял несколько минут, приходя в себя, затем очень медленно пошел умываться. Кое-как одевшись, он осторожно спустился вниз. Лестница сегодня показалась ему бесконечной. Пашка сел за обеденный стол, и ему захотелось положить на него голову. Наверное, он и правда заболел. Он вспомнил, как прошлой зимой подхватил грипп и валялся с высокой температурой, ощущения были очень похожими. Видимо, нехорошо ему стало еще вчера вечером, именно поэтому он так и не пошел в засаду рядом с Тем Домом, а ведь собирался. Он вообще не мог вспомнить, как лег спать… А вот сон ему приснился какой-то очень тревожный и даже страшный, но Пашка никак не мог вспомнить содержание этого сна. - Сынок, ты себя хорошо чувствуешь? У тебя вид какой-то болезненный, - мама нагнулась и прикоснулась губами к Пашкиному лбу. – Температуры вроде нет, но давай-ка измерим. Мама сходила за градусником и протянула его Пашке, сама отвернулась и начала готовить завтрак – любимые всеми блинчики. Пашку почему-то даже это не радовало, очень хотелось забраться обратно в кровать. - Привет, бандит! – весело сказал папа, присаживаясь к столу и ероша Пашкину шевелюру, - Чего такой смурной? - Саш, мне кажется, он заболел, - ответила мама. – Вот проверяем, нет ли температуры. Отец внимательно посмотрел на мальчика, в его взгляде Пашка уловил что-то новое: тревога и даже… страх. Отец пощупал лоб сынишки. - Хм... лоб не горячий. Ладно, посмотрим. - Всем привет! – воскликнул Стас, сбегая по лестнице. – А чего такие кислые? Пашка, без твоей болтовни чего-то не хватает. - Да вот, приболел он что-то, - встревоженно ответила мама. – Давай сюда градусник. Пашка протянул матери градусник, она посмотрела, и ее брови удивленно поползли вверх: - Ничего себе, 35 и 8. Это что такое? Упадок сил? Почему? Саша, что делать? Врача вызывать? А что скажем? - Ира, давай пока без паники, - ответил отец. – Пусть в школу сегодня не идет. Накорми его завтраком, пусть ест даже через силу, потом пусть полежит, а там посмотрим. Звони мне сразу же, если лучше не станет. Может, просто переутомился немного. Папа быстро выпил кофе, чмокнул в щеку маму и Аленку, взъерошил Пашкины волосы, махнул Стасу и уехал на работу. Минут через десять раздался сигнал школьного автобуса, и Стас тоже выскочил за дверь, на ходу допивая свой чай и запихивая в сумку обед. Мама поставила перед Пашкой тарелку с блинчиками и вазочку с его любимым клубничным джемом. - Мам, что-то не хочется, - промямлил мальчик. - Паш, надо хоть пару штук съесть, давай, постарайся. Два блинчика и какао, ладно? Пашка кивнул и со вздохом приступил к завтраку. Он с трудом впихнул в себя два блина и полчашки какао. Подняться к себе сил не было, и мальчик пристроился на диване перед телевизором. Включив канал с мультфильмами, он положил голову на подушку и задремал. *** В школе все шло как обычно, даже немного лучше, потому что теперь Стас чувствовал уверенность на уроках математики. Он даже поймал себя на том, что этот предмет его понемногу начинает увлекать. Он замечал, как Андрей наблюдает за ним и подбадривающе улыбается, когда Стас поднимает на него глаза. Ольга Александровна теперь даже похваливает Стаса, что особенно приятно. Так, глядишь, и домашний арест с него снимут побыстрее, а там и удастся наконец пересечься с новым другом вне школы и дома. - Ты сегодня какой-то дерганный, - услышал Стас шепот Андрея. – Что-то случилось? - Да нет, вроде ничего серьезного. Пашка как-то странно приболел. В школу не пошел сегодня. - Да? – удивился приятель. – Что так? - Понятия не имею. Температура ниже 36, шатает его, будто сил нет совсем. Никогда раньше не было такого. Вчера только гарцевал на своем самокате, а сегодня практически слёг. - Я думаю, все будет хорошо, - после паузы сказал Андрей. – Не волнуйся. Наверное, он просто недоспал. Стас кивнул. Это вполне возможно, Пашка последние дни все время так и норовил сбежать и последить за домом Андрея, а возможно и сбегал, просто никто не видел. Но не будет же Стас говорить ему об этом. Когда прозвонил звонок на большую перемену, к Стасу подошла Ольга Александровна. - Стас, ты меня радуешь очень последние дни. Ты существенно продвинулся. Молодец. Я думаю, что вполне можно будет побороться за «четверку» в году, если в дальнейшем все пойдет так же. Я обязательно позвоню сегодня же твоей маме и скажу об этом. Только не расслабляйся пожалуйста. Обещаешь? - Конечно, - радостно ответил парень. – Спасибо Вам большое. Классная вышла, Стас оглянулся: Андрея радом не было. Отправившись на поиски приятеля, он обнаружил его за спортплощадкой, Андрей стоял, спрятавшись за раздевалками, и разговаривал с кем-то по телефону. Стас уловил обрывок разговора: - Лазарь, в том, что произошло, виноват ты сам. Ты не уследил, это твоя семья, и ты должен знать, что в ней творится. За своей я сам слежу и неплохо, кажется, не так ли? В трубке, видимо, кто-то отвечал, потому что какое-то время Андрей молча слушал. - Нет, Лазарь. Ты сам создал такую ситуацию. Ты сделал свой выбор, и теперь нужен преемник, наследник. ТВОЙ НАСЛЕДНИК!!! Тебя предупреждали, что другого варианта нет и быть не может. Ты пошел на это. Ты ведь знал расклад, но все равно пошел. Так чего же ты сейчас хочешь? Андрей снова замолчал, слушая собеседника. - Это ерунда, с этим я помогу, все будет нормально. Нет, не мог я переборщить, ты сам прекрасно это знаешь. Но если он вспомнит, тебе придется объясняться самому. Со всеми. Повторяю: это твоя семья, и ты за нее в ответе. В трубке, видимо, опять посыпался поток слов, Андрей слушал. - Нет, по-другому не будет, ты знаешь правила, - сухо ответил Андрей и, увидев подходившего Стаса, резко закончил разговор. – Все, Лазарь, все сказано. Не могу больше говорить. Андрей повернулся к Стасу и улыбнулся: - Зачем тебя классная задержала? - Хвалила, - ответил Стас. – Я не ожидал даже. - Ну почему же? Ты отлично поработал. Есть за что хвалить, поверь мне. - Обещала родителям позвонить. Андрей, это тебе спасибо. Если б не ты… - Брось, - отмахнулся приятель, - я просто немножко помог восполнить пробелы. Ты умный парень, Стас. Ты схватываешь все на лету. Просто какое-то время валял дурака. - Что верно то верно, - рассмеялся Стас. – А что это за имя такое редкое – Лазарь? Никогда не слышал раньше. Ты извини, я просто краем уха услышал конец разговора. Лицо Андрея мгновенно стало серьезным и напряженным, он пристально посмотрел в глаза Стаса и после небольшой паузы ответил: - Дальний родственник. Очень дальний. Не знаю, почему его так назвали. - Что-то случилось? - Нет, не бери в голову. У него небольшие семейные проблемы, но мы, наша семья, к сожалению, ничем ему помочь не сможем. Ну что, пошли? Скоро звонок. *** Пашка все время пребывал в полудреме. Иногда ненадолго проваливался в тревожный сон, буквально на десять минут, просыпаясь резко, будто от страха. Но никак не мог вспомнить, что же такое ему приснилось. Мама еще пару раз измеряла ему температуру, она поднялась до 36, выше никак. Несколько раз мама пыталась напоить сынишку чаем или какао, но он лишь отнекивался и снова забывался сном. - Саша, - она позвонила мужу, - с Пашкой все по-прежнему, мне очень тревожно. - Не волнуйся, Ира, с ним все будет нормально. К вечеру отоспится и будет, как новый. Поверь, я же врач все-таки. - Ладно, но обещай, что если к вечеру ничего не изменится, то ты отвезешь его в больницу. - Конечно, Ириша, не беспокойся. Подошло время обеда, вернулся из школы Стас. Пашка сесть за стол отказался, попросил только воды. Из радионяни донеслись хныкающие звуки – проснулась Аленка. Мама поднялась в детскую. Стас подсел к брату: - Пашка, - тихо сказал он. – Признавайся, что вчера произошло? - Вчера? – промямлил мальчик. – Ничего. - Ну как же ничего? Я же видел, как ты тайком выходил из дома. Ты опять ходил туда? - Я вчера никуда не ходил, - удивленно ответил Пашка. – Я спать лег. Только не помню, как. - Пашка, не ври, я же видел сам, как ты выходил. - Я не вру. Я… я… Стас, я ничего не помню, - прошептал мальчик. – Ничего. Даже не помню, как я лег спать. Мне снится все время какой-то сон. Страшный. Но я его никак не могу вспомнить. - Ладно-ладно, не напрягайся, отдыхай, - ответил Стас. Он не стал больше настаивать, подумав, что, возможно, младший брат действительно просто не помнит. Может это болезнь так сказывается? Или переутомление, как папа сказал? А может быть и недосыпание, из-за этого он и перепутал сон с реальностью. Кто его знает… В дверь позвонили, Стас открыл, на пороге стоял Андрей. - Привет! Ну как там у малого дела? - Заходи, вроде все по-прежнему. - Так может отложим занятия? – спросил Андрей. - Нет, заходи. Мы же в моей комнате не помешаем никому. Побудь пока с Пашкой, я маму позову, - ответил Стас и побежал наверх. Андрей подошел к Пашке, тот уставился на него мутным взглядом. - Привет, чего это ты заболеть решил? Не нужно, - с улыбкой сказал Андрей, гладя мальчика по голове. Взгляд Пашки начал проясняться. Он смотрел на Андрея, и по мере того, как тот гладил его по голове, Пашка все пристальнее всматривался в него. Неожиданно во взгляде мальчика мелькнуло что-то, похожее на страх. Андрей резко убрал руку. - Ты… ты… - пробормотал Пашка. – Это ты… - Что я? - ласково спросил Андрей, но в голосе послышались угрожающие нотки. - Ты вчера… - Ты опять что-то выдумываешь, - парень улыбнулся, но от его улыбки мальчика передернуло. – Тебе нужно поспать. Ты проснешься, и все будет хорошо. А сейчас спи. Слышишь? Спать… Андрей опять положил руку на голову Пашки, голос его звучал тихо и вкрадчиво. Пашка закрыл глаза и крепко уснул. Андрей наклонился и прислушался. Дыхание ровное, спит здоровым крепким сном. Он удовлетворенно кивнул и выпрямился. Как раз вовремя: сверху спускался Стас и мама с хныкающей Аленкой на руках. - А вот и принцесса! – воскликнул Андрей. – Ну-ка, иди ко мне. Аленка радостно заворковала и потянулась к парню. Андрей взял девочку на руки, и стал что-то нашептывать ей на ушко. Она заулыбалась и перестала капризничать. - Ох, Андрей, ты просто волшебник, - всплеснула руками мама. -Тебе точно нужно детским врачом быть. Ты подумай над этим. А что с Пашкой? - Он спит. Просто крепко спит. Мама подошла к сынишке и наклонилась над ним. - Действительно. Крепко спит. Он полдня то в полудреме, то в каком-то тревожном сне. Первый раз уснул нормально. - Ладно, мам, мы заниматься, - сказал Стас, и ребята ушли к нему в комнату. *** Пашка спал до самого вечера, проснулся только с приходом с работы отца и сразу же попросил есть. - Мам! – крикнул он. – Я ужасно есть хочу! Просто как дикий зверь! Он резко вскочил с дивана и подбежал к столу. Мама смотрела на него, как громом пораженная. Пашка был совершенно здоров, из него фонтаном била энергия, как всегда. Что же это было сегодня? - Вот видишь, Ириша, я говорил, все будет в порядке. Он просто переутомился, - весело сказал папа. Мама тут же бросилась кормить Пашку, а мальчик смотрел на отца и во взгляде читалась тревога и подозрение. - Ты чего, Пашка? – спросил папа. - Нет, ничего, - помотал головой мальчик и принялся за еду. Поздно вечером, когда, как казалось Стасу, все в доме уже спали, к нему в комнату неожиданно заглянул брат. - Не спишь еще? Можно к тебе. - Заходи, - кивнул Стас. – Что, не спится? Немудрено, ты ведь почти весь день проспал. Пашка тихонько притворил за собой дверь и сел на край кровати брата. - Ты как? – спросил Стас. - Нормально. Правда, нормально, - удивленно ответил Пашка. – Сам не знаю, что со мной сегодня было. Стас, я тебе рассказать кое-что хотел. Только не кричи опять, что я придумал. - Валяй, - усмехнулся брат. – Начало обнадеживает. Спасибо, что предупредил. Раз такой расклад, значит, ты действительно выздоровел. Хоть это радует. А то без твоих фантазий день пропал зря. - Не смейся! Я же серьезно. Я вдруг вечером вспомнил. Я и правда вчера ходил в Тот Дом. Один ходил. Вика с Вадькой и с родителями в гости уехали. - Ну вот, значит, правда, - протянул Стас. – Пашка, ну сколько можно тебе говорить одно и то же. Оставь людей в покое, наконец-то. Или ты опять хочешь под домашний арест? Так второй раз одними выходными не отделаешься. - Нет, ты послушай! Я правду говорю. Я ничего не помню про вчера, кроме одного: я пошел в Тот Дом, сидел в засаде и увидел там НАШЕГО ПАПУ! Да, папу! И они разговаривали с Андреем! Я не вру, Стас! Он разговаривал с твоим Андреем. И Андрей почему-то называл папу Лазарем. Но его же не так зовут. Его Сашей зовут. Разве это не разные имена?! *** Стас замолк и в растерянности смотрел на брата. «Лазарь, Лазарь, Лазарь», - пульсировало в его голове. Где-то он совсем недавно слышал это имя. «Лазарь, в том, что произошло, виноват ты сам. Лазарь, ты сам создал такую ситуацию», - фразы вихрем пронеслись в мозгу Стаса, он вспомнил разговор Андрея по телефону. Что он тогда ответил? Что разговаривал с очень дальним родственником? Не может быть такого совпадения. Сами посудите: когда в последний раз кто-то из вас слышал имя Лазарь? - Ты чего молчишь? Ты опять мне не веришь, да? – спросил тихо Пашка. Стас очнулся от раздумий. Что же ответить брату? Нужно же что-то ответить! Но ответа у него не было. Пашка с надеждой смотрел на старшего брата, будто ожидая, что тот развеет его тревогу и подозрения. Стас вдруг почувствовал огромную ответственность за младшего. Надо его как-то успокоить, надо как-то внушить ему, что не стоит больше ходить в Тот Дом. - Да, Пашка, это разные имена, - наконец ответил Стас. – Ты уверен, что тебе это не приснилось? - Уверен, - кивнул Пашка. – Там еще что-то было, но я не помню. И еще. Я боюсь ложиться спать. Мне все время снится страшный сон, я просыпаюсь и не могу его вспомнить. - Так, давай-ка, тащи сюда подушку и одеяло, ляжешь спать со мной. И прошу тебя: не ходи больше в Тот Дом, слышишь? Обещай мне, что не пойдешь! - Стас, но нужно же что-то делать. Происходит что-то странное. - Возможно. Но предоставь это старшим, ладно? Я сам попробую все выяснить. Мне легче, я же дружу с Андреем. - Только осторожно, - встревоженно попросил Пашка. - Замётано, - ответил брат. – Давай, тащи сюда постель. Пашка убежал. Стас задумался. Да, брат не обманывает и не фантазирует, там действительно происходит что-то странное, и это касается их семьи тоже. Папа уж точно замешан. Но не спрашивать же напрямую, имея на руках только отдельные фразы, услышанные Пашкой. Отец точно скажет, что это фантазии мальчишки. Скорее бы сняли домашний арест, нужно обязательно сходить к Андрею в гости. Вернулся Пашка с одеялом и подушкой, Стас удобно устроил его на своей кровати и сидел рядом, гладя его по волосам, пока тот мирно не засопел. Внезапно он почувствовал под волосами какое-то небольшое уплотнение. У Пашки была очень густая шевелюра, его никогда не стригли коротко, волосы закрывали часть шеи. Стас сдвинул волосы с шеи брата и подсветил телефоном. На шее, у самого затылка виднелся какой-то маленький темный бугорок, будто след от прокола. Стас сильнее отбросил волосы и увидел второй бугорок, на некотором расстоянии от первого. Интересно, откуда эти ранки? «Видимо, сидя в кустах, ветками оцарапал». – подумал он. Ночью Пашка пару раз, вскрикнув, просыпался, будто от неприятного сна. Но быстро успокаивался, видя рядом брата. А вот Стас спал плохо, его не покидало смутное чувство тревоги. *** Утром за завтраком папа был очень весел, Стасу даже показалось, что чрезмерно весел. Он смеялся, балагурил, шутил как никогда раньше, но в его поведении чувствовалась какая-то неестественность и напряженность. А может быть Стасу и показалось. Пашка старался улыбаться в ответ на каждую шутку папы, а тот то и дело ерошил его волосы, как будто хотел лишний раз убедиться, что с сыном все в порядке. - Ну что, Павел? Сегодня, я смотрю, ты в норме. Значит, вперед, к знаниям. - Угу, - буркнул в ответ мальчик. - Ну а ты, Стас, я смотрю, взялся за ум. Молодец. Вчера звонила твоя классная, очень хвалила тебя. Похоже, занятия тебе на пользу? – спросил папа, но в его голосе Стас уловил мимолетную тревогу и, похоже, подозрение. - Ну да, Андрей здорово мне помог. Математика нормально пошла, классная сказала, что можем даже за «четверку» в году побороться. С сегодняшнего дня еще и физикой займемся. - Хорошо, - кивнул отец, - я рад. Ну что, тогда домашний арест торжественно снимается. Но предупреждаю: если опять будешь валять дурака, то ограничу тебя до конца учебного года. - Спасибо, папа! – воскликнул обрадованный Стас. – Не буду, честное слово! - Вот и отлично, - кивнул отец. – Ладно, всем пока, мне пора на работу. Он привычно чмокнул маму и Аленку, помахал Стасу и Пашке и уехал. Спустя некоторое время подошел школьный автобус, и мальчики отправились в школу. *** - Привет! – Стас махнул рукой в знак приветствия. - Привет! – ответил Андрей. – Как дома? Как малой? - Норм. Сегодня в школу пришел. Вообще не понятно, что это было. - Вот и славно. - Да, и еще меня сегодня торжественно выпустили из-под домашнего ареста. - Вот это новость! Ну тогда приглашаю сегодня позаниматься у нас, - предложил Андрей. - У вас дома? – переспросил Стас, невольно поежившись. - Ну да, вещи все разобрали, порядок более-менее навели. А что? Не отпустят? – в голосе Андрея послышалась насмешка, так показалось Стасу. - Ну почему же? Отпустят, конечно, - ответил Стас как можно увереннее. – Я приду. - Замечательно. Тогда после уроков? - Только домой заскочу сначала. Мама не переживет, если обедом не накормит, - засмеялся Стас. Уроки тянулись медленно и нудно, а может быть Стасу просто так казалось из-за предстоящего события. Чувство было такое, когда и хочется, и колется. Побывать в Том Доме, конечно, заманчиво, познакомиться с семьей Андрея тоже. Но гадкий червячок точил изнутри, будто предупреждая: «Осторожно. Опасно». Что именно опасно, Стас никак не мог понять. В итоге он отмел от себя тревожные мысли, он же хотел выяснить, что происходит, вот ему и дается такой шанс. Когда уроки закончились, и Стас направлялся к автобусу, его вдруг окликнул Андрей: - Погоди! Хочешь, мы тебя подвезем? - Кто это – вы? - За нами со Светой Алина приехала, можем и тебя подкинуть. Так как? – Андрей выжидающе смотрел на Стаса. - Спасибо, с удовольствием, - решился тот. Парни направились к припаркованному невдалеке автомобилю, возле которого стояли две девушки. В одной из них Стас узнал Свету. Вторая, видимо, была Алина – их старшая сестра. Тоже красивая. Очень. И тоже не похожа ни на Андрея, ни на Свету. Алина была кареглазой шатенкой. «Никогда не видел более непохожих между собой братьев и сестер», - подумал Стас. - Знакомьтесь: Алина, моя старшая сестра, Стас, мой новый друг, - представил их Андрей. - Очень приятно, - ответила Алина, протянув руку. Голос у нее был низкий, говорила она как-то вкрадчиво, немного растягивая слова. Стас пожал протянутую руку и почувствовал, как Алина слегка сжала его ладонь, ненадолго задержав ее. Она в упор смотрела прямо в глаза, будто просвечивала взглядом. В ее зрачках внезапно вспыхнули желтые огоньки и тут же погасли, она выпустила руку. Стас заметил, как Алина обменялась взглядом с Андреем, ему даже показалось, будто они что-то молча друг другу сказали. Он отвел глаза в сторону, как бы прогоняя прочь наваждение. - Ну что? Все в сборе? Тогда едем, - скомандовала Алина, садясь за руль. Рядом с ней села Света, Андрей со Стасом разместились на заднем сидении. Всю дорогу Алина периодически разглядывала Стаса в зеркало, под ее взглядом ему становилось немного не по себе. В машине повисло молчание, но Стасу все время казалось, что эта троица каким-то образом «общается» между собой. Неприятное ощущение. - Я пригласил сегодня Стаса к нам, - нарушил тишину Андрей. – Бы будем заниматься физикой. - Очень хорошо, - кивнула Алина. – Попрошу маму к чаю что-нибудь вкусное подготовить. - Да не напрягайте маму, - возразил Стас. – Мы просто позанимаемся и всё. - Ну как же, гость в доме. Мы по-другому не можем, - улыбнулась Света, но в ее голосе где-то там, на заднем плане, казалось, звучали насмешливые нотки. Хотя, наверное, показалось, потому что всю дорогу просто непринужденно болтали обо всем подряд. Минут через двадцать машина остановилась возле дома Стаса, он вышел, вслед ему раздался голос Алины: - Стас, так мы тебя ждем. Через час, да? - Да, - кивнул он и вошел в дом. *** Андрей вышел навстречу Стасу и провел его сначала в сад. Там в беседке сидели двое возраста чуть постарше родителей Стаса. - Знакомьтесь, это мой новый друг Стас. Стас, это мои мама и папа. Софья Петровна и Олег Иванович. - Нам очень приятно, Андрей много о тебе рассказывал, - приветливо сказал Олег Иванович. - Проходите в дом, мальчики, - защебетала Софья Петровна, - я чай принесу к Андрюше в комнату. Занимайтесь, никто вам мешать не будет. Ребята зашли в дом. Ну что сказать? Дом как дом. Ничего необычного. Весь первый этаж занимает гостиная, рядом кухня-столовая, к гостиной примыкает библиотека. Второй этаж – жилые комнаты. Практически, как и в семье Стаса. Только дом гораздо больше и просторнее. На кухне просто стерильная чистота. «Сразу видно, что здесь нет малышей», - усмехнулся про себя Стас, вспоминая Аленку. Хотя, стерильность такая его немного озадачила, но внимание было отвлечено библиотекой. Такой огромной библиотеки он ни у кого в доме никогда не видел. По всем стенам стеллажи от пола до потолка плотно заполнены книгами. Стас заметил, что много старинных. Видимо, не одно поколение собирало. Комната Андрея выглядела как самая обычная комната подростка. «А что, собственно, ты хотел здесь увидеть?» - спросил мысленно сам себя Стас. В комнате друга он почувствовал себя совершенно привычно и свободно. Они приступили к занятиям, но через минут десять в дверь постучали. Вошла Софья Петровна с подносом. - Ну вот, мальчики, я вам чай приготовила. Вот печенье, очень вкусное. Угощайтесь. Она налила чай, поставив одну чашку перед Андреем, вторую протянула Стасу. Стас попробовал печенье. - Очень вкусное, - похвалил он. – Моя мама тоже очень вкусное печет. - Да ты что, Стасик, - рассмеялась Софья Петровна. – Я совершенно не кулинарка. Печь совсем не умею. Это Олежек покупает где-то. Ладно, мальчики, ухожу. Занимайтесь. Отзанимавшись больше двух часов, Стас собрался домой, Андрей пошел его проводить. В доме было совершенно тихо, будто никого, кроме них с Андреем, не было. - А где все? – спросил Стас. - Они обычно в саду любят сидеть, - ответил Андрей. – А дядя с тетей на работе еще. Это позже, когда стемнеет, все в дом перебираются. Вон видишь, в беседке? Он указал рукой на кухонное окно, выходящее в сад, через него было видно беседку, в которой собрались родители и обе сестры. Приятели направились к выходу, Стас вдруг неожиданно оглянулся, что-то на кухне показалось ему необычным. Ну да, там стояли два огромных холодильника. «Хотя, вряд ли стоит удивляться, семья большая», - подумал он тут же. - Что-то не так? – спросил Андрей, внимательно глядя на него. - Нет, все нормально, - улыбнулся Стас. И он не соврал, он действительно чувствовал себя нормально. Похоже, что Пашка опять поддался своей бурной фантазии, нужно будет приструнить его и строго-настрого запретить шляться сюда, а то накрутил себя, теперь спать нормально не может. Да еще и поранился о какие-то колючки. Проходя мимо беседки, Стас попрощался с семьей Андрея. - Очень приятно было познакомиться, приходите к нам еще, - приветливо сказал Олег Иванович. Все остальные заулыбались и закивали. – Мы так рады, что у Андрюши появился такой друг. Внезапно лицо отца стало серьезным, взгляд был направлен куда-то в сторону калитки. Стас оглянулся: в калитку зашел какой-то мужчина с двумя пластиковыми чемоданчиками в руках. Андрей вышел ему навстречу: - Добрый день! Проходите в дом, пожалуйста, папа Вас проводит. Олег Иванович поднялся со стула и знаком показал незнакомцу следовать за ним. Стас услышал едва доносившийся до него шепот мужчины: - Это и есть сын Лазаря? В ответ раздалось шипение. Стас оглянулся, но мужчины уже скрылись в доме. - Это тоже родственник? – спросил он Андрея. - Нет, - засмеялся тот, - просто доставка еды. Ты же слышал: мама не любит готовить. Продолжение далее... Автор Сказки для взрослых девочек

НА ДНЕ (мистический рассказ) -Ты им бутылку поставь и камеру в руки бери. Они такое начнут вытворять! - Сережа рассказывал Илье о своей затее, - народ любит смотреть, как живут там.

КОНЕЧНАЯ Дурное предчувствие давило похлеще тишины. Предчувствие, которое Глеб не мог объяснить или отогнать. Да, с бандой мародёров: четырьмя крепкими мужиками с огнестрельным оружием – путешествуют дети, но пухленький Максим и маленькая Настенька давно в команде, и проблем с ними никогда не было. Тихо ждут в фургоне, не скандалят, чистят оружие. Дети полка, как их назвали бы в Старом Мире. «Старый Мир. В то время я спал на кровати, а не на чём придётся, – думал Глеб, смотря сквозь кузов фургона в прошлое, – копался в компьютерах, а не в карманах трупов и комодах». – Чему улыбаешься? Хриплый голос развеял ностальгию. Напротив Глеба сидел Михаил – небритый лысый сантехник, примерный семьянин и просто хороший человек. Даже сейчас, с охотничьим дробовиком в руках, он не переставал быть таковым. Просто его семьёй стала эта маленькая компания, а основной формой хороших дел – убийство всех, кто ей угрожает. «Спрашивает, а у самого глаза смеются». – Заразиться боишься? Не бойся, это не заразно. Михаил хохотнул в ответ. Хмыкнул сидевший рядом Сергей: страйкболист, стрелок по бутылочкам и командир отряда по совместительству. Остальные за глаза называли его Мамкой – за склонность блуждать по магазинам и теряться в них. И из-за фамилии: Мамкин. Сергей криво улыбнулся и хотел что-то сказать, но фургон резко затормозил. – Приехали, на! – рявкнул водитель, хотя смешной акцент не позволил испугаться. Из всей команды Аслан единственный, чья жизнь не слишком изменилась после наступления апокалипсиса: как крутил баранку, так и крутит. – Конечная! – Чего такой злой? – Мамка мрачно покосился на шумного горца, пока Михаил открывал двери. – Пробки, что ли? Глеб не стал ждать, пока Аслан сунет голову в пассажирский отсек высказать всё, что думает об этом рейде и о Сергее в частности. Хотелось выпрыгнуть из белого «кадди», этого гроба на колёсах, и размять затёкшие ноги. Максим с Настенькой, наверное, тоже рады бы прогуляться, но никогда не рисковали. Гигантские тараканы, грязные порождения канализационных вод, не были единственной напастью этого мира. И даже не самой страшной. Мир встретил вооружённую троицу привычными картинами и красками. В прошлом оживлённая улица, примыкавшая к автовокзалу, напоминала беспорядочную свалку автомобилей. Из трещин в асфальте высовывались сорняки и соцветия одуванчиков, что не желали умирать. Возможно, сил им придавали бурые пятна крови, оставшиеся от тел, давно разорванных на куски. Кое-где ещё лежали обглоданные останки; в разбитом черепе копошились то ли муравьи, то ли черви. Кроме собственных шагов, Глеб слышал лишь свист ветра. Михаил вертел головой, высматривая угрозу. Сергей старался не наступать на опавшие листья – привычка, всплывавшая в моменты беспокойства. Похоже, мрачное предчувствие, тревожившее бывшего программиста, оказалось заразнее улыбки и теперь довлело над остальными. – Ты так и не сказал, зачем мы здесь, – прошептал Глеб и вздрогнул, когда Сергей резко вышел вперёд него. – Метро видишь? – Сергей указал на наземный вестибюль. – За полгода до Большого Трындеца в шахте начали строить бункер. Ну, типа бункер. Заныкаться туда никто не успел, а вот припасов понатащить – успели. Так что... – Сергей многозначительно улыбнулся. Глеб тоже улыбнулся, но в душе сомневался: столько времени прошло, кто-то мог опередить их. «Да и откуда Мамка, блин, узнал о каком-то там бункере? Это же государственная фигня, секретная…» – А откуда ты… – начал было Глеб, но осёкся, испугавшись эха собственного голоса. Мародёры уже достигли вестибюля. «Станция метро Котельники» – гласили красные буквы над головами, а ступени уходили в темноту. Приглядевшись, можно было увидеть узкую полоску плитки. Хмурое осеннее небо не позволяло рассчитывать на большее. Сергей дал Михаилу сигнал идти впереди. По выражениям лиц обоих было видно, что никто не горел желанием спускаться первым – даже с дробовиком наперевес. Однако процесс «слаживания», после которого банда сократилась чуть ли не вдвое, а освободившиеся места в фургоне заняли дети, остался позади. Препираться и спорить никто не стал. Михаил включил подствольный фонарик и начал спускаться, больше глядя под ноги, чем перед собой. Сергей поспешил высветить терявшуюся во мраке спину нагрудным фонариком и, как командир, пошёл в середине, а Глеб замкнул колонну. Ближе к низине, где гул ветра слаб, раздавался звук капающей воды; свет от фонариков отражался в мутноватых лужицах. Из тьмы доносились лёгкие шаги, словно кто-то очень маленький убегал от снующих по полу и стенам лучей. Ступени кончились. Тьма окружила команду плотной завесой; вопреки опыту и верному оружию в руках, в глубине души люди чувствовали себя маленькими и беззащитными. Это был не первый спуск Глеба и остальных в подземку. Однажды они сунулись на Кропоткинскую, но вместо чего-либо ценного нашли лишь неприятности: им на голову посыпались тараканы-переростки. Буквально. «Может, поэтому у меня дурное предчувствие? Жаль, без огнемёта идём. У тараканов панцирь что броня. Аслан, чумазая ты скотина! “Э-э, слышишь, да! Мне бензин тут нужен, слушай!” Сдался бензин мёртвым и обглоданным…» Привычный в прошлом коридор с типовой облицовкой без освещения казался локацией из фильма ужасов. Фонарик Михаила высвечивал куски сброшенного хитина, разводы коричневой слизи и обрывки ткани. И снующих между ними тараканов. По крайней мере, маленьких. Под ногами то и дело хрустело. Лицо Глеба скривилось. К некоторым вещам тяжело привыкнуть. Туннель за поворотом стал шире и выше. Заблестело битое стекло. В углу развалился скелет, облачённый в деловой костюм, белую рубашку и галстук. Рядом лежал саквояж. Едва ли в нём могло быть что-то ценное в новом мире, но руки Глеба зудели от желания порыться внутри. И, похоже, не только у него. – Не трать время, – шепнул Мамка, касаясь спины Михаила, – там мусор, а у нас здесь дела поважнее. – Где он, твой бункер? – Михаил через плечо посмотрел на командира, но всё ещё держал ружьё наизготовку. У семьянинов сильные руки. – В шахте. Вход через техническое помещение на краю платформы. Они дошли до касс. Под ногами лежали кости не одного десятка человек. Они были не просто обглоданы, их буквально разорвали на куски, а остатки растащили в разные стороны. Сергей сплюнул и матюгнулся, досадуя, что у него сейчас не было огнемёта. – Думаешь, эти твари где-то здесь? Жрать-то им больше нечего. – Без понятия. Смотри под ноги! На их шёпот гулко ответило эхо. Направленные в одну сторону фонари не могли показать, сколь обширна платформа, но уходившая далеко за пределы полосы света тьма не позволяла усомниться в её длине. Берцы по-прежнему приглушённо стучали по плитке, но хруст хитина, костей и прочего мусора под ногами как будто прекратился. Это странно: не могло же статься, что кроме бедняг в вестибюле и на лестнице больше никто не погиб. Глеб хорошо помнил, как всё завертелось, когда по всему миру грянули взрывы. Люди в эпицентрах падали замертво от адского излучения, а потом всё ушло вниз: в канализацию, захоронения, в самые тёмные уголки тоннелей метро – и спустя несколько неимоверно коротких циклов из личинок начали вырастать настоящие монстры. «Стою я в гараже, пока Саид ковырялся в движке моей ласточки, – Глеб вспомнил рассказ Аслана, – ем чебурек: жирный, пахучий, просто «м-ма» – причмокнул тогда водитель. – Вдруг гляжу: из сортира выползает таракан размером с… хрен его знает, с мышь! С крысу! С собаку, слушай! Ещё скрипит своим проклятым панцирем, ходулями своими! У меня глаза чуть на лоб не полезли, а Саид не слышит. Он, брат, когда работает, вообще ничего не слышит. И вот эта гадость коричневая встала как оглушённая, значит, повернулась в мою сторону, крякнула, что твой гусь… Я не шучу! Не смейся, слушай...» – Глеб, блин, не спи! – Мамкино шипение выдернуло из воспоминаний в реальность, словно на мороз из тёплой прихожей. – Ты тут чуть себе ногу не сломал, лунатик! Глеб посветил фонариком под ноги: он действительно стоял на краю платформы, рискуя провалиться в щель между полом и вагоном. Похоже, что так называемый Большой Трындец накрыл станцию посреди ночи перед техническим перерывом. Иначе как объяснить отсутствие трупов или их останков? – Почему здесь так чисто? – прошептал Михаил, приближаясь вместе с Сергеем к Глебу. – Словно уборщицы полы надраили. – Похоже, здесь никого нет, – Сергей опустил оружие. – Теперь надо найти проход к бункеру. – Ты говорил, это техническое помещение. – Да. Дверь должна быть где-то в стене, – Сергей указал лучом света в сторону рельс. – Надо искать, он на той или на другой стороне. – Остальных позовём? – Глеб покосился на вагон, невольно представляя свои ощущения, если бы его не остановили, и он сломал ногу. Поморщился. – Здесь вроде чисто. Да и быстрее будет. – Не-а, пусть сидят. Сначала проверим одну стену, потом вторую. Я с Глебом пойду внутри вагона, а ты, Миша, идёшь снаружи. Прикроешь, если что. Так и сделали. Глеб проследовал за Мамкой в вагон, благо двери – как минимум, ближайшие – оказались открыты. Мёртвая тишина, прерываемая шагами и короткими фразами, давила на мозг, но пронзить её выстрелом или ударом о стекло оказалось... страшно. Словно обглоданные трупы, что должны были валяться у троицы под ногами, вместе с падальщиками вернутся на шум. Пока Сергей методично, вагон за вагоном, искал на стене нечто, что приблизит его к цели, Глеб не находил себе места. Крошечные детали, бросавшиеся ему в глаза со всех сторон и совершенно ничего не значившие для остальных, роились в мозгу. Что-то важное и зловещее складывалось из отсутствия осколков на сиденьях и полу под выбитыми стёклами; из блестящего, будто вылизанного пола; из неестественной пустоты станции метро – места, где за считанные мгновения погибли сотни, а то и тысячи людей. За спиной Глеба раздался писк – как от смятой резиновой куклы. Стрелок дёрнулся и едва не высадил половину обоймы в темноту, а то и в спину командира. Мамка оглянулся на товарища, но тут же вернулся к поискам. Михаил снаружи поравнялся с остальными. «Что случилось?» – читалось в его глазах. Глеб отмахнулся, понурив взгляд: «Ничего. Все в порядке». Снова писк и возня. Глеб устало навёл фонарь на источник звука. Всего лишь крыса. Нервный смешок заставил Сергея еще раз отвлечься от поисков. Он видел лишь спину Глеба и высвечиваемые фонарём куски реальности. Маленький мусорщик, похоже, не пытался убежать ни от человека, ни от света, что ослепительно отражался от поручней. Глеб нагнулся, а затем раздался хруст. Бывший программист развернулся и, посеревший, отшатнулся в сторону Сергея. Крыса распласталась под сиденьем. Её голова была свёрнута набок. Взгляд маленьких глаз сновал из стороны в сторону, а пасть смыкалась и размыкалась в писке. Сергей невольно представил, что у крысы его лицо, и это он, сломанный и беспомощный, с бешено вращающимися глазами кричит от боли и бессилия. Ни пошевелиться, ни быстро умереть. «Капец... Псих отбитый!» Сергей приблизился к изувеченному полутрупу. Теперь крыса смотрела на него; морда подёргивалась, зрачки как будто норовили обратиться внутрь черепа, но зверёк из последних сил старался глядеть на двуногого гиганта. Взгляд, похожий на человеческий. Сглотнув, Сергей занёс ногу. За мгновение до того, как пол забрызгало кровью и потрохами, губы крысы сложились в подобие улыбки. Хруст черепа смолк в ушах и моментально сменился нетвёрдой поступью Глеба. Он ушёл вперёд, но выискивать вход в бункер не продолжил. То и дело он цеплялся за поручни – случайно или намеренно. Сергей с брезгливым прищуром попытался оттереть прилипшую к подошве мерзкую кашицу о сиденье. Та отпускала с неохотой; от липкого звука, словно холодец по тарелке размазывали, пробивало на стон. Вдруг сверху занялось гудение. Все встрепенулись и вскинули оружие. На стенах и полу вспыхнули расплывчатые полосы белого света; посередине зала возникли колонны, скамейки, напоминавшие помесь решета со столом для пикников, кадки с высохшими растениями. Михаил и Глеб вопросительно взглянули на Сергея. Тот лишь напряжённо потряс головой. В других обстоятельствах его нервная улыбка развеселила бы, но сейчас она вызывала лишь дрожь в коленях. Глеб приметил ближайшую открытую дверь и выскользнул наружу, глядя под ноги. Боковым зрением он заметил движение: Михаил подал Сергею сигнал, чтобы тот вышел и посмотрел. Сам же Михаил стоял, не спуская глаз с конца перрона – и не опуская дробовик. То, чего компания ожидала найти меньше всего, нашло их само. – Ух ты, чёрт… – прошептал Сергей и вздохнул как от усталости. – Ладно, пошли. – Командир перехватил автомат и двинулся вперёд. Остальные – следом, готовые взять цели на прицел. В конце вестибюля, у самого туннеля стояли люди. Пятеро: двое мужчин и три женщины – молча и неподвижно ждали, пока команда с оружием наготове приблизится к ним. По бокам стояли мужчины. Если бы не висевшие на груди пистолеты-пулемёты, их можно было бы принять за актёров, снимающихся в кино: гладко выбритые, причёсанные (даже вылизанные), в наглаженных белых рубашках, жилетках и брюках и в лакированных туфлях. Бледные, одинаковые, словно восковые лица, казалось, вовсе не шевелились, как и их обладатели. Лишь нетерпеливое переминание с ноги на ногу и покачивание женщин снимало жутковатую иллюзию, что перед мародёрами лишь статуи или манекены, невесть как оказавшиеся под землёй. Хозяйки станции, как и их защитники, на вид принадлежали не этому миру, а старому. Старшая – седая, горбатая, с испещрённым морщинами лицом с острыми чертами, в синем фартуке поверх тёмной водолазки – стояла впереди группы, держа в руках швабру. Невысокая и потрёпанная временем, она глядела на вторженцев широко распахнутыми глазами с такой неприязнью, на какую способны лишь старухи при встрече с молодыми. По левую руку от неё стояла полная – быть может, беременная – женщина на две головы выше, с гладким округлым лицом, короткими чёрными волосами, одетая в бежевую мешковатую одежду. Её маленькие сощуренные глазки сверкали недоверием, а нижняя губа застыла выпяченная, словно в ироничной усмешке. Позади, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, ожидала высокая девочка-подросток, телосложением напоминавшая вешалку с платьем. Огромные, как у куклы, глаза искрились причудливой смесью восторга и страха – то ли перед мародёрами, то ли перед старшими. «Наверняка они из бункера!» Чем ближе Сергей, Михаил и Глеб подбирались к подземным жителям, тем большее беспокойство их охватывало: шаги замедлялись, пульс учащался, а руки так и норовили поднять оружие. «Что-то не так с этими людьми…» Глеб не выдержал и поднял автомат. Сергей с Михаилом, заметив это, также взяли всех на мушку, на всякий случай. Мамка хотел было что-то приказать, например: «Никому не двигаться», – но этого не потребовалось. Мужчины в костюмах так и не шелохнулись. Женщины, казалось, тоже. Лишь выражения лиц переменились, теперь в изгибах рта и бровей читались порицание и возмущение. Девочка-подросток смотрела на Глеба, её взгляд перебегал с оружия на лицо, на руки, снова на оружие. Тонкие губы изгибались, словно девочка мыслила вслух и в последний момент одёргивалась, сдерживала поток слов. Она не смотрела на других, а ведь Михаилу с Сергеем, как и самому Глебу, ничего не стоило нажать на спусковой крючок и отправить её к праотцам. Но они не интересовали девочку от слова совсем. От этого Глебу становилось не по себе. «Что же с тобой, кикимора, не так?!» Во рту пересохло. Палец чесался на курке. Глеб бросил взгляд на Мамку, ища поддержки или предостережения, но с командиром тоже творилось что-то неладное. Он лихорадочно обводил взглядом конкурентов (а кем ещё они могли быть в этом мире?!), и с каждой секундой его лицо всё сильнее выражало отвращение. При взгляде на мешковатую одежду он скривил рот, словно видел не складки цвета чищеного банана, а выглядывающий между свитером и джинсами целлюлит. Девочка сделала робкий шаг. Глеб вздрогнул. Раздался выстрел. Пуля угодила девочке в плечо, тело развернулось по инерции. «Старшая» и «средняя» нахмурились. – Твою мать! – обречённо прошипел Сергей, и открыл огонь. Михаил поддержал. Трясшемуся от прилива адреналина Глебу ничего не осталось, кроме как присоединиться к обстрелу. Град пуль слепо обрушился на безоружных женщин и их вылизанных «защитников». На белоснежных рубашках выступили многочисленные красные, почти чёрные пятна, а их обладатели опрокинулись на пол, не успев даже поднять автоматы. «Они словно и не собирались их поднимать, – промелькнуло в мозгу горе-налётчика, пока тот разряжал остатки обоймы в старуху. – Они вообще не шевелились. Что за долбаные манекены?!» Стрельба оборвалась столь же резко, как началась: в магазинах автоматов и в помпе дробовика закончились патроны. Но мародёры не торопились перезаряжать оружие. Что-то пошло не так. Ещё когда звучали взрывы пороха и лязг затворов, за вспышками и дымом виднелось нечто, вытеснявшее кураж и замещавшее его чем-то холодным и липким. Чем-то похожим на страх. Пальцы Михаила разжались, лишь ремень не дал его ружью выпасть из рук. У всех троих слова застряли в горле. Женщины всё ещё стояли. У ног старухи лежали пули. Некоторые из них были деформированы, сплющены как после столкновения с камнем или танковой бронёй. Упитанная женщина шаталась на месте, словно вытряхивала воду из ушей после купания. И на пол действительно падали… пули. Они сыпались из складок, из разрывов в ткани, будто толстый слой жира остановил свинец, не дав ему добраться до костей и органов, а теперь выдавливал его из ран. Лишь ручейки пузырящейся жидкости, похожей на банановый молочный коктейль, да гримаса боли на лице «живой губки» свидетельствовали о том, что пули действительно достигли своей цели, а не были рассыпаны под ногами просто так. Девочка-подросток, шатаясь, заковыляла к обидчикам. Теперь уже Глеб выпустил оружие из рук. Платье под шквалом огня превратилось в лохмотья, в прорехах виднелись обрывки блеклой, почти серой кожи, а из многочисленных царапин сочилась светло-зелёная жидкость. Оголённая плоть не была розовой и не казалась мягкой. Глеб не обладал стопроцентным зрением – мало кто им обладал – но того, что удалось сберечь, хватило бы, что различить пучки красных волокон. Но их не было. Глаза различили лишь однотонные полосы чего-то плотного и неестественного по цвету: смесь зелёного, жёлтого и светло-серого. Лицо девочки исказилось гримасой гнева на грани с помешательством, когда она вышла вперёд своих товарок. – Вы всё испортили! – провизжала она ломающимся голосом, после чего её, к ужасу мародёров и неудовольствию выживших после обстрела, вырвало чем-то белым и пенистым. – Я… – хрипела она, подхватываемая двумя парами женских рук, – это всё из-за вас… как больно…ломит… – Ну вот, вы её спровоцировали! – громко и с укором проворчала «губка для свинца», бросая взгляд на растерявшихся стрелков. – Бегите теперь! А то она за себя не отвечает! – Убирайтесь! – процедила старуха, и, словно подкрепляя её слова, раздался треск хитина. Ему вторило сверлящее уши жужжание. Жужжание тучи незримых насекомых медленно надвигалось на мародёров со стороны женщин. – Да блин! – вырвалось у Сергея, и он попятился. Остальные стрелки в недоумении обернулись на командира. – Уходим! – крикнул Сергей, бросаясь наутёк к выходу, что десять минут назад был для команды входом. Михаил плюнул – то ли от досады, то ли от осознания собственной беспомощности, главный-то не он, – и побежал вслед за Мамкой. Гул и жужжание нарастали, у Глеба не оставалось иного выхода, кроме бегства. Стук сапог и бряцанье пластика и металла заглушали нараставшую какофонию за спиной, но полностью вытеснить её не могли. Перед глазами всё ещё стояла сцена с девочкой, блюющей чем-то нечеловеческим. Оглянувшись на бегу, Глеб увидел, что первая жертва натянутых нервов стояла на четвереньках; её руки казались неестественно выгнутыми, словно к локтевым суставам вместо кистей крепились костяные ледорубы. Подросток тряс головой, словно припадочный, выпученные глаза косили в разные стороны и лезли из орбит. К уже довлеющему над мародёрами шуму добавился рёв от мучительной боли и треск ткани и кожи. Со старухой тоже что-то происходило: она скрючилась в три погибели, а горб её чернел, рос в высоту и в ширину. Глеб не собирался наблюдать за тем, что случится дальше, или что происходит с третьей женщиной. Любопытство полностью уступило инстинкту самосохранения, и теперь взгляд следил только за спинами товарищей и за тем, чтобы ноги не запнулись о ступени и мусор. Перрон остался позади. Мародёры уже взбирались по лестнице, покидая злополучный вестибюль, когда крик и гул, затихшие было в отдалении, начали стремительно приближаться и нарастать. – Быстрее, быстрее, чтоб вас! – цедил Сергей, оглядываясь на товарищей. Едва ли они могли его услышать, сопя и шаркая по асфальту, но промолчать командир не мог. Сколько бы рейдов не было у мародёра за плечами, он не станет военным. И нынешнее отступление – далеко не тактическое, а обыкновенное бегство. Но не беспорядочное. Фургон ждал там же, где его и оставили. В окне кузова маячило лицо Настеньки; видимо, Максим подсаживал девочку. Если бы не необходимость смотреть под ноги, Глеб, как и остальные мародёры, заметил бы, что «дочь полка» с ужасом следила за чем-то за их спинами. За чем-то, что вышло из метро вслед за мужчинами и стремительно приближалось. Когда бежавшему впереди Сергею осталось не более десятка метров до фургона, дети распахнули двери в салон. Из кабины высунулся Аслан. – Скорее! Залезай скорее! – крикнул он почти без акцента. Затем перевёл взгляд на что-то позади Сергея. И это точно были не Михаил с Глебом – они едва ли могли напугать Аслана своим видом, даже если бы ползли к точке эвакуации на четвереньках. Но глаза горца говорили обратное: нечто жуткое, мерзкое и противоестественное приближалось к передвижной крепости. Аслан, недолго думая, вернулся за руль и вдавил педаль газа в пол. Завизжали шины; взмокший Сергей едва успел запрыгнуть в салон прежде, чем фургон сорвался с места. – А-а-а! Чтоб тебя! – вскрикнул Сергей, ища, за что зацепиться. – Дядя Аслан, а остальные?! – подала голос Настенька. Водитель, пересиливая себя, удерживал низкую скорость: стрелка спидометра застыла на отметке двадцать километров в час. Мужчины с трудом добежали до машины. Глеб едва не промахнулся, ныряя в кузов, что могло стоить ему жизни, но его спасла пара детских рук, вцепившаяся в разгрузочный жилет. Михаила от кузова отделяли жалкие полметра, когда его красное от натуги лицо озарилось отчаянием: он понял, что ещё немного, и его ноги подкосятся. А бежать ещё быстрее он просто не мог… Ситуацию спас пришедший в себя Сергей. Он, страхуемый детьми и хрипящим Глебом, высунулся из кузова и практически затащил задыхавшегося семьянина внутрь. Шустрые дети захлопнули двери. – Гони, гони! – крикнул Аслану Сергей. Повторять не пришлось. Все спешно расселись по местам. Тяжёлое дыхание поначалу перебивало шум мотора, а в кузове стало невыносимо жарко; пот стекал с лица и капал с кончиков пальцев. Затем в воздухе повисло молчание, и полминуты никто не мог проронить ни слова. Даже водитель, казалось, пытался переварить нечто, что он не должен был увидеть, но увидел. Наконец, когда мир перед глазами перестал плыть, лёгкие – гореть, а в голове поутихла барабанная дробь, Глеб прошептал: – От чего же мы бежали? – и взгляд его поднялся на Сергея-Мамку. Тот ответил не сразу, словно раздумывал. Вдруг его лицо затряслось и исказилось мерзкой ухмылкой. Взгляд, поначалу обращённый куда-то в пол, медленно поднялся вверх – прямо на сидящую напротив него Настеньку – и командир рассмеялся. Поначалу беззлобно, но затем от всё более каркающего смеха и выпученных глаз по коже всех присутствующих прошёл холодок. Наконец, Мамка выдавил из себя: – От баб, мужики! Смех и грех! ОТ БАБ!!! Не зная, как реагировать, Максим усмехнулся, а Настенька вопросительно посмотрела на Михаила. Тот глупо улыбался… Вдруг машину тряхнуло, словно в бок на всей скорости въехал велосипедист. – Вай, мама! – вскрикнул Аслан, выкручивая руль в противоположную от толчка сторону. Снаружи кузова послышалась возня, словно кто-то карабкался по крыше и стенам. Дети испуганно вертели головами. Михаил торопливо, но без суеты перезаряжал дробовик. Сергей отдал свой автомат Максиму, а сам выхватил из кобуры пистолет. Ребёнок, получив в руки оружие, успокоился и принялся искать взглядом снаряженный магазин или короб с патронами. Глеб не мог пошевелиться. Ему казалось, что он слышит крики. Те же крики, что слышал в метро. Удар. В стене над головой Сергея образовалась узкая вмятина, как от удара киркой или кувалдой. Настенька пронзительно завизжала. От неожиданности командир выронил пистолет и, недолго думая, бросился за ним на трясущийся пол. Михаил как раз закончил перезаряжать ружьё. Глеб, наконец, пришёл в себя и отстегнул пустой магазин. Ещё один удар. И ещё. Ещё! –Обшивку попортил, гад! – выдохнул Михаил и выстрелил. – Ай, чтоб тебя! – верещал Аслан, выпуская руль из-за неожиданно громкого выстрела. Остальные также схватились за уши и повалились под сидения. Только сам стрелок, морщась, собрался передёрнуть помпу для следующего выстрела. Но не успел: фургон занесло так, что Михаил потерял равновесие и едва не выронил ружьё. В обшивке образовалась дыра. Естественный свет разлился по противоположной стене, но ненадолго: в пробоину вклинилось нечто мерзкое и странное. Оно походило на шипастый ледоруб, сделанный из кости или иного природного материала. В длинных шипах, зацепившихся за край пробоины, угадывались пальцы, вывернутые и лишённые кожи и плоти; твёрдые, но подвижные. В уши ударил отвратительный скрежет. Костяное орудие расширило рану автомобиля и принялось разрывать стену, планомерно продвигаясь вбок. – Стреляй, Глеб! – Сергей подобрал пистолет и уже разрядил половину обоймы в металл. – Стреляй! Глеб уже перезарядил автомат, но вместо того, чтобы выпустить очередь в потолок, он затаил дыхание. Что-то внутри подсказывало: даже если опустошить весь рожок, ничего хорошего не случится. Единственное, что оставалось – это увидеть тварь воочию. Долго ждать нее пришлось. Существо подползло к краю крыши и свесило голову. На Глеба уставились два огромных жёлто-зелёных глаза с крошечными зрачками. Глазные яблоки выпирали из глазниц. Стучащие зубами челюсти выглядели как человеческие, но располагались горизонтально, будто жвала насекомого. Пробоина была слишком узка, чтобы увидеть целиком, но от макушки монстра шли отростки толщиной с палец, утончавшиеся по мере отдаления от головы. Оно не выглядело как обычное мутировавшее насекомое, но и абсолютно точно не являлось человеком. – Что за хрень?! – взвизгнул Сергей, отчаянно щёлкая пустым пистолетом в лицо (?) существа. – А-а-а-а!!! Глеб оглянулся. Кричали из водительской кабины. «Ну всё, конец!» – успел он подумать, прежде чем фургон подскочил и завалился на бок, а сам бывший программист лишился чувств от удара головой. В лобовое стекло влетело гигантское чёрное насекомое со старушечьим лицом. *** – …опять стирать эти рубашки. Ещё и штопать! Нет, было бы здорово и растенья в кадках удобрять-поливать, но воду лишний раз потратить страшно. – И не говори. Мыла-мыла весь пол, аж поясницу замкнуло – еле встала утром, так эти приехали и насвинячили! Козьим горошком своим насвинячили, Петрушу с Витей угробили, прости Господи!.. Обрывки фраз долетали до Глеба и постепенно вытаскивали его сознание из пучин забвения. Голоса, шаги, возня – всё приближалось и приближалось, пока не достигло предела громкости. Тело болело от неудобной позы. Единственное, что оставалось – это разлепить веки. Серый бетонный пол. Блестящие коричневые стены. Искусственный свет не раздражал глаза, но от знакомого гудения мутило. Глеб попробовал пошевелиться; самое большое, что ему, привязанному к вертикально стоящему хирургическому столу, удалось – это повернуть голову. Немигающий взгляд Аслана. Кровь, капающая из пробитого виска. Глеб в ужасе отвернулся… – Не бойся, солнышко! С нами ты в безопасности, здесь тебя никто не обидит. …но это не спасло. Старуха с горбом стояла спиной к нему и держала в морщинистых ладонях ручку перемазанной зелёнкой Настеньки. Заметив, что экс-программист очнулся, девочка заволновалась, но горбатая не дала ей даже пикнуть. – Пойдём, моя хорошая, поищем тебе новое платьице, – и увела не особо упиравшегося ребёнка из комнаты. Глеб не рискнул крикнуть вслед, и они исчезли из виду. Лишь после этого страх уколол разум, и парень попытался. Но не смог. – Очнулся, доходяга. Голос принадлежал «губке для пуль», но в поле зрения влезла первая жертва расстроенных мужских нервов. Подростковых черт в её облике стало меньше, и девочка-кошмар выглядела вполне себе девушкой. Бегающий взгляд и непостоянная мимика не исчезли, но обрели новые смыслы. Смущение, обида, затаённая радость, стеснение – всё мелькало на лице, пока девичий взгляд сновал по телу Глеба, словно муха по свежевымытому зеркалу. – Что, Манюша, в сердце запал? Позади Манюши у стены располагался кухонный остров с плитой, а на ней стояла огромная кипящая кастрюля. «Губка для пуль» помешивала воду, бросая взгляд куда-то мимо Глеба. «Вот блин…» Рядом были привязаны Сергей с Михаилом. Рты у обоих также залепили скотчем. Мародёры находились в сознании и извивались так, словно что-то копошилось во внутренностях. От вида агонизирующих товарищей Глеба пробило на дрожь. «Что же будет со мной?» – Ну что ты, тёть Лен, – покраснела Манюша. – Скажешь ещё! – Да ладно заливать! Вижу же, что запал. Я такие вещи всегда замечаю, можешь даже не шифроваться. Или, думаешь, я просто так в него ещё не подселила? «Подселила?! Что эта клуша несёт?..» Вдруг Сергей забился затылком о стол. Скотч запер крики в горле, но и то мычание, что пробилось, пополам со стуком наводило на жутчайшие подозрения. «Подселила…» Вдруг его живот с треском лопнул. Из-под одежды на пол хлынула содрогающаяся кровавая масса, кишевшая опарышами. Сергей Мамкин затих. Навсегда затих. – Ха! Ишь ты, неуживчивый какой, – усмехнулась тётя Лена, на всякий случай отходя от кровавого месива. Под трупом стремительно разрасталась лужа. Михаил тоже затих, но не умер. Теперь он не дёргался, а лишь смотрел перед собой пустым, ничего не выражающим взором. – Вот мужчина! – одобрительно качала головой тётя Лена, пока Манюша отвязывала «мужчину» от стола. – Уживчивый, неболтливый, мужественный. Прямо как Петруша. Будешь у меня Василием! Подожди, вот причешу тебя, побрею… Новоиспечённый Василий нечленораздельно промычал. В дверях снова появилась горбатая старуха. – Ну, как там наш мальчик? – Нормально, Ирина Фёдоровна, – весело ответила тётя Лена, – почти доварился, скоро будем ужинать. – Нет, Леночка, я про этого бедокура. – Костлявый палец ткнулся Глебу в бок. – А, этого… – Ну что, мил-человек, – обратилась к нему старуха. – Думал, покуролесил, вскружил девушке голову, пролил её кровь – и наутёк? Непорядочно, непорядочно так поступать! Верно говорю? Тётя Лена хохотнула. Манюша отвернулась. – Смотри, как зардела, красавица моя! – продолжала горбатая. – Чистое сердце, неиспорченная душа. А ты! Эх-х… Ну, ладно. Вижу я, что глубоко внутри ты юноша порядочный. А раз так, то должен, как порядочный юноша, на девушке жениться! А не так: поматросил и умер. Тётя Лена подтащила слабо упиравшуюся девушку к хирургическому столу с Глебом. – Ну-ну, Маша, не скромничай! – У меня к тебе, мил-человек, один лишь вопрос остался… Перед едва сдерживающим слёзы Глебом встала вся троица, все внимательно смотрели ему в глаза. Манюша улыбнулась: сперва мелко, нерешительно, одними губами, а затем и по-настоящему. – Ты кивни только – и начнёшь новую жизнь! – с улыбкой подбадривала тётя Лена Манюша сложила руки на груди в ожидании. Глеб понимал, что у него нет выхода. – Новую и счастливую… – восторженно прошептала девушка. Её глаза выпучились, а руки изогнулись в богомольи лапки. – … хоть и не очень долгую. Автор: Павел Рязанцев

ЕГОРЫЧ, ТЫ ПРОТУХ Скучно стало, и я прошу бабушку рассказать какую-нибудь мистическую историю из ее жизни. На что она мне поведала такую жутковатую историю. Дальше с её слов. Когда была молодой девчонкой 18 лет, жили мы в деревне, и, как водится тогдашней молодежи, собирались вечерами с девчатами на скамейке под гармонь деда Миши и отплясывали. Были в деревне и здравые красивые молодцы, но речь пойдет о моей подружке Зойке. Так в один из вечеров на скамейке у другого дома собрались наши отважные и красивые хлопцы, а Зойке моей нравился паренек Алексей и в глубине души мечтала, что ее дед Григорий Егорович сосватает ее Алексею (жила она с дедом одна, родители умерли еще в молодости), и, мол, заживут они счастливо и детишек нарожают. Но на окраине деревни жила, как говорили, ведьма, и в ведьмины планы, видимо, входило женить своего сына на Зое. А сын ее, Петр, сказать, что был не красив, - ничего не сказать. От природы очень светловолосый, как сейчас говорят, альбинос, глаза разные - один карий, другой - серый и рот немного с кривцой. Но это не беда, мы внешность не выбираем, а вот нрав, мама дорогая, - я орел, а вы все мусор, и пил, не просыхая. И вот Петр со своей мамашей-ведьмой пришел к Егорычу и Зое на сватовство, посидели, поговорили. И было решено: раз не мил Зоеньке Петя, то и быть по-Зоиному, не хочет замуж за Петю, то и не пойдет. А ведьма на Егорыча разозлилась, кстати, звали ее Василиса (ну и имя для ведьмы), и сказала, что "раз не хочешь Зойку отдавать, то не будут в ваш дом свататься приходить никто, никто, никто!" - так и прокричала три раза деду прямо в лицо. Егорыч не расстроился, уж очень он любил единственную внучку и сам понимал, насильно мил не будешь, вот и желал Зое такой любви, в которой он прожил со своей любимой бабкой. Жизнь шла своим чередом, Зоя все ждала, когда посватается Алексей, а дед ее начал чахнуть. Сначала стал ходить под себя, в прямом смысле этого слова, а потом и в довесок стал рыгать. Вот бедняга ходит, рыгает, а самому стыдно на деревне показаться. Родители мои очень переживали за Егорыча и Зою, помогали чем могли, в общем, не отвернулись от дедка. А ведьма, как увидит Егорыча, так во все горло орет: - Егорыч, ты протух, вонь–то какая. Скоро и Зойка, глядишь, завоняет, - и ржать давай, гадина. Конечно, некоторые жители деревни стали шарахаться от Егорыча, только единицы понимали, что тут руку явно Василиса приложила. Так и жили: Зоя в девках ходит, дед все чахнет, пока в деревню не приехал табор цыган. Обосновались они на краю деревни, там, кстати, Василиса с сыном жила. Стали жить, с местными не общались, да и местным ребятишкам было запрещено подходить близко к цыганам. И тут местные бабы, видя страдания Зои, предложили обратиться к цыганам за помощью. Сказано - сделано, пошли, значит, Зоя, баба Люба и 98-летняя, особо уважаемая баба Вера Никитична. Пришли поговорить, цыгане на контакт идти не хотели, выгоняли всё их. Потом пришла, видно, главная цыганка, что-то сказала своим по-цыгански, те ушли, и стала она слушать историю Зои. Выслушав, сказала, что надо ей лично поговорить с Егорычем, без свидетелей, и что за услугу выздоровления деда возьмет символическую плату, типа семья у нее, кормить надо. На следующий день эта цыганка (просила к ней обращаться Фира) поговорила с Егорычем, все ему объяснила, что нужно сделать, но предостерегла, чтобы никому ничего не рассказывал, даже Зое. А меж тем у деревенских стала скотина чахнуть, а Василиса ходит и блажит во все горло: - Егорыч, ты протух, одумайся, отдай дочку. Потом Фира чего-то там пошептала на своем цыганском, дала последние напутствия и отправила восвояси. Потом Егорыч не появлялся 3 дня, а деревенские волнуются, что да как там. А у цыган переполох: шатёр их кто–то поджёг. И эта главная цыганка прибежала к Василисе и что-то на цыганском на нее кричит, аж взахлеб. На следующий день табор в спешке уехал. Егорыч пошел на поправку. А ведьма Василиса пошла в уборную, что там произошло непонятно, короче, утонула ведьма прямо в нечистотах туалета, сын вскоре спился и помер. А Егорыч перестал вонять и Зою замуж за Алексея отдал. Автор: Лолодия #МистическиеИстории

РАССКАЗЫ ГАДАЛКИ Я начала гадать на картах ещё в юности. Мама подружки была чистокровной цыганкой и часто раскидывала гадательные пасьянсы. Я смотрела на них заворожённая, буквально околдованная этим процессом. Никто меня специально не учил, но постепенно, при наблюдении за чужими гаданиями, в голове сами начали складываться комбинации карт, их значения.