ГРЯЗНЫЙ РЕАЛИЗМ

Мне было лет 16, когда после второго свидания, показавшего, что дельфин и русалка - не пара, я сказала одному мальчику: «Давай останется друзьями?» (в том возрасте мне казалось, что все отношения должны заканчиваться не свадьбой, а именно этим вежливым предложением). Он был образцовый пермский гопник, кепка, сиги, малосемейка, поэтому ответил честно: «А на**я нам дружить, Светик?» (хочется дописать: «и резко открыл пиво глазом», но увы). И сам того не зная, подарил чудный ориентир на всю жизнь. Вот это вот «а на**я нам — подставить нужное — Светик?» — столько раз выручало в минуты сомнений, вы даже не представляете. Сегодня прям опять с утра пригодилось. © Svetlana Shteba

В магазине встретил старого приятеля. Мы не виделись с ним лет десять, с тех пор как практически синхронно бросили пить. Каждый из нас держал в руках полные корзинки с продуктами. Моя корзинка пестрела разным, а его монотонно зеленела. Из неё торчали руккола, укроп, листья салата, огурцы, авокадо и ещё что-то уже совсем подозрительно зеленое, название чего я не знал. Не прошло и десяти секунд после нашей эпохальной встречи через десять лет, как приятель принялся над моей корзинкой охать. Он бесцеремонно копался в ней и причитал: — Это же яд, яд. А это форменная отрава. А вот это вообще мгновенная смерть. Тебе перед своей поджелудочной не стыдно? Ну, было в моей корзинке немного пельменей

Мой папа, букинист и библиофил, не видел нужды скрывать от детей какую-то литературу и вообще не делил книги на детские и взрослые. Книги бывают только хорошие или плохие, говорил он. Поэтому, знакомя своего внука (а моего сына) с произведениями серьезных поэтов, слов из песен не вымарывал. Есенинский «Пугачев» в его декламации звучал в подлиннике: «Разве это когда прощается, чтоб с престола какая-то б**дь протягивала солдат, как пальцы, непокорную чернь умерщвлять». Маяковского папа тоже цензуре не подвергал. «Я лучше в баре б**дям буду подавать ананасную воду». На сомнения мамы, вся ли поэзия, почитаемая папой, доступна ребенку дошкольного возраста, папа уверенно отвечал: что не поймет

Шел в гости. Чуть заплутал. Тут же нервически стал звонить: «Алё, а где этот ваш дом?!» В конце концов, меня даже встретили. Доставили. Вдруг я задумался: а раньше? Как раньше мы жили? Без этих вот штучек, которые в руке у каждого. Которым мы доверили свои маршруты, деньги, переписку, мысли, встречи, да практически всех себя. Без которых мы просто как идиоты, можем лишь озираться испуганно: где я? Кто я? И стал пытаться вспомнить, как это было. Все-таки две трети жизни я провел без мобильного. Скажем, однажды ехал на дачу к хорошим друзьям, то была осень начала 80-х. Они должны были встретить меня на платформе, дороги к даче я не знал. Выбрал электричку, договорились о времени, семь в

Стою у офисного лифта в офисном здании. Подходят трое мужиков — в костюмах, вылизанные, причесанные, вкусно пахнущие. Загляденье, короче. И выглядят серьезно. И с портфелями. — Аккредитация, — говорит один двум другим. Остальные молчат. Видно — усиленно думают. Ну, то есть, думать-то можно и слабенько, вид только делать. Но в этом случае мужики реально думают. Ну, над аккредитацией можно думать. Где ее получить, куда с ней пойти, почему в ней два "к", в конце концов. Вот и один из мужиков надумал и отвечает тому, первому. — Язвенник. Тут я маленько теряю нить этого прекрасного мужского диалога. Какая связь? Где логика? Это признание или сочувствие? Что первее, как говорится — курица или яйца