Стихия

Я хотел бы тебя заласкать вдохновением, Чтоб мои над тобой трепетали мечты, Как струится ручей мелодическим пением Заласкать наклонившихся лилий цветы, Чтобы с каждым нахлынувшим новым мгновением Ты шептала: «Опять! Это — ты! Это — ты!» О, я буду воздушным и нежно внимательным, Буду вкрадчивым,— только не бойся меня, И к непознанным снам, так желанно-желательным, Мы уйдем чрез слияние ночи и дня, Чтоб угаданный свет был как будто гадательным, Чтоб мы оба зажглись от того же огня. Я тебя обожгу поцелуем томительным, Несказанным — одним — поцелуем мечты, И блаженство твое будет сладко медлительным, Между ночью и днем, у заветной черты, Чтоб, закрывши глаза, ты в восторге мучительном Прошептала: «Опять! Ах опять! Это — ты! Константин Бальмонт

Иосиф Бродский Мне говорят, что нужно уезжать. Да-да. Благодарю. Я собираюсь. Да-да. Я понимаю. Провожать не следует. Да, я не потеряюсь. Ах, что вы говорите — дальний путь. Какой-нибудь ближайший полустанок. Ах, нет, не беспокойтесь. Как-нибудь. Я вовсе налегке. Без чемоданов. Да-да. Пора идти. Благодарю. Да-да. Пора. И каждый понимает. Безрадостную зимнюю зарю над родиной деревья поднимают. Все кончено. Не стану возражать. Ладони бы пожать — и до свиданья. Я выздоровел. Нужно уезжать. Да-да. Благодарю за расставанье. Вези меня по родине, такси. Как будто бы я адрес забываю. В умолкшие поля меня неси. Я, знаешь ли, с отчизны выбываю. Как будто бы я адрес позабыл: к окошку запотевшему приникну и над рекой, которую любил, я расплачусь и лодочника крикну. (Все кончено. Теперь я не спешу. Езжай назад спокойно, ради Бога. Я в небо погляжу и подышу холодным ветром берега другого.) Ну, вот и долгожданный переезд. Кати назад, не чувствуя печали. Когда войдешь на родине в подъезд, я к берегу пологому причалю.

Может быть не сразу, постепенно. Только непонятно почему Привыкают к боли и изменам. И к тому, что предают друзья, И к тому, что близкие уходят… Говорите, привыкать нельзя?... Мы и сами понимаем, вроде. Но устроен странно этот мир – То, что раньше было невозможно, Незаметно принимаем мы, Так логично, мудро, осторожно. Ничего не поменялось тут. Просто всем нам далеко не двадцать... Люди привыкают и живут. А куда прикажете деваться? Пётр Давыдов

Михаил Танич Я на женщин сквозь пальцы смотрел, А потом вдруг да встретил такую, По которой не знаю зачем, Не сказать, что люблю, а тоскую. Ты была не со мной, а с другим, И я выдал себе отходную, И себя ни на чём подловил: Не сказать что люблю, а ревную. Нам ещё до любви далеко. Ты гуляй, разве я запрещаю? И в разлуке одну я тебя Не сказать, что люблю, а прощаю. Я приду, и я всех разгоню: Даже тех, кто сильней и моложе. И я все же, я все же тебя, Не сказать, что люблю, а похоже.

Константин Симонов Я схоронил любовь и сам себя обрёк Быть памятником ей. Над свежею могилой Сам на себе я вывел восемь строк, Посмертно написав их через силу. Как в марафонском беге, не дыша, До самого конца любовь их долетела. Но отлетела от любви душа, А тело жить одно не захотело. Как камень я стою среди камней, Прося лишь об одном: — Не трогайте руками И посторонних надписей на мне Не делайте... Я всё-таки не камень.

Роберт Рождественский Где-то оторопь зноя с ног человека валит. Где-то метель по насту щупальцами тарахтит… А твоего солнца хватит на десять Африк. А твоего холода – на несколько Антарктид… Снова, крича от ярости, вулканы стучатся в землю! Гулким, дымящимся клекотом планета потрясена… А ты – беспощадней пожаров. Сильнее землетрясений. И в тысячу раз беспомощней двухмесячного пацана… Оглядываться не стоит. Оправдываться не надо. Я только всё чаще спрашиваю с улыбкою и тоской: — За что мне такая мука? За что мне такая награда? Ежеминутная сутолока. Ежесекундный покой.

Этому впрямь могло быть тысячи разных причин — она звонила ему так же часто, как прежде. После него она знала добрый десяток мужчин. — Не любовь, так хотя бы ревность, — думал он с надеждой. Думал с надеждой, поскольку это был верный знак: женщина — либо собственница, либо ушёл и забыто. Эта была такая, отслеживала каждый шаг, брала на карандаш, и даже довольно открыто учила жить, примеряла к себе на предмет жилетки, ничего такого, но просто иногда поболтать... Их встречи были почти случайны и очень редки, и сколько всё это длилось, он бы не мог сказать. Он бы не мог, у него под лопаткою так же ныло от её голоса, словно нет музыки слаще. Он по ночам изводил коньяк, бумагу, чернила, он считал себя самым никчемным, самым пропащим. А потом она уехала далеко, на другой континент, то ли вышла замуж, то ли что-то такое. Он сперва горевал, конечно, но в какой-то момент стал совершенно счастлив и абсолютно спокоен. Он влюбился, женился, стал отцом и всякое прочее, он готов был поклясться, что забудет, что хватит силы... Но до сих пор иногда просыпается посреди ночи и думает: «Господи, только бы не позвонила!..» Елена Касьян

Уходят не тогда, когда уходят. Совсем иначе это происходит. Каким-то утром, праздничным ли, будним, Он встанет и умыться не забудет. И зубы жесткой щеткою почистит. И выключатель сломанный починит. За завтраком газету почитает. Прикинет, как идет футбольный счет. И вдруг увидит: Женщина Чужая Тарелку держит: «Положить еще?» А дальше все останется, как было: Не вспыхнет стол малиновым огнем, И в ванной не окаменеет мыло («Семейное» — написано на нем). И станут годы скатываться в забыть. Покой, густея, Зацветает в доме, Но женщина начнет все время зябнуть, Сама не понимая почему. И муж непьющий, и достаток нажит, А все как бы в предчувствии дождя…. А это он ушел. Ушел однажды. И двери не захлопнул уходя. Майя Борисова

Я спросила у кукушки, Сколько лет я проживу... Сосен дрогнули верхушки, Желтый луч упал в траву, Но ни звука в чаще свежей... Я иду домой, И прохладный ветер нежит Лоб горячий мой. Анна Ахматова

Когда нет тебя рядом, Болит пустота, Так болит, как рука, Что ножом отнята. Николай Доризо