ОТРАБОТАЛ ЗА ГРЕХИ ПРЕДКОВ...

Мужу Лида не рассказывала, что давно за своими детьми странности заметила. А то он может разозлиться, что она наговаривает на их детей. Считает их хуже других! А она и не считала, да и разве можно своих родненьких деток считать хуже? Но супротив правды ведь не попрёшь!
Старший Пашка рос очень добрый, стихов много знал. В садике выступал на всех детских утренниках и ему сильнее всех хлопали. Артистом называли и хвалили.
Сестричку свою младшую Свету Пашка любил и опекал. Когда в школу пошёл, сам за ней в садик всегда ходил и стращал,
- Кто мою сестру хоть пальцем тронет, пожалеет! И обзываться только попробуй, будешь иметь дело со мной! - Пашка закатывал рукав

ПРОЩЕНИЕ

- Олег, тебе тут какое-то письмо. Я решила почту забрать, а то всё уже торчит из почтового ящика. Напихали рекламы, газет каких-то, еле платёжки из газет вытащила, да ещё и конверт оттуда же выпал. Представляешь, адрес не наш - номер дома другой. А фамилия и имя отчество твои - Попов Олег Иванович. И номер квартиры наш, - Лена поставила сумку, положила на банкетку газеты и платёжки и протянула письмо мужу.
- Лена, ну это же явно не мне, вот смотри адрес отправителя, черт знает откуда пишут, из какой-то деревни глухой. Да я и понятия не имею, кто это - Попова Евдокия Денисовна, - Олег бросил конверт на стол, - На почту надо отнести, перепутали они что-то. Или по номеру дома, что на

НИЩИЙ СОСЕД... (2 части)

Этот дом не мог уж и называться домом. Дом, для него, – громко сказано. Скорее печь, обнесённая старой доской,​ законопаченной соломой, а где-то – с дырами.
Местные не разнесли печь на кирпичи только потому, что трубы там уже давно не было, и печь забыли. Вместо пола – холмистые заросли густой пожухлой травы на земляном полу, вместо крыши – щепа с виднеющимся сквозь неё небом.
Весь дом как-то перекосился, того и гляди развалится. Селяне уже строго запретили детям лазать туда – завалит.
Дверей не было, окна представляли собой жалкое зрелище: они были мелкие решетчатые, и клетушки окон далеко не все были со стёклами.
Поздней осенью, когда ночами уже подмораживало,

ДАВАЙ НАЧНЁМ ВСЁ СНАЧАЛА...

Прощальный поцелуй и её нежный голос:
- Ярик, когда ты со своей разведёшься?
- Алла, подожди ещё немного, и мы с тобой будем вместе навсегда.
Взял пакет с грязной рабочей одеждой, слегка коснулся губами её щеки и вышел.
Едва закрылась дверь в голову вновь ворвались нелегкие мысли. Они всегда врывались после таких встреч:
«Может, правда развестись. Любви между мной и Викой давно уже нет. Какая любовь? Мы даже спим в разных комнатах. А что я ей скажу? Ухожу от тебя к другой. Это будет для неё шок. Она ведь считает меня верным. Принимает за правду всё что я сочиняю о ночных сменах. Начнутся слёзы, скандал, а так хочется поспать после этой, - он невольно улыбнулс

РОДНЯ НЕ ЛЮБИТ МЕНЯ, СЧИТАЯ НЕГОСТЕПРИИМНОЙ...

-Да что нынче за времена пошли, каждый попрятался по своим норкам и сидит. Вот раньше было - ни дня без родственников или друзей. Все праздники вместе, да и по будням не зазорно было в гости заглянуть. Общались, веселились, и горе, и радость, все между собой делили, - в очередной раз промывала мне мозги свекровь.
-Не знаю, как у кого раньше было, - возмутилась я, - а только в нашей семье не принято было без предупреждения в гости ходить, а уж тем более гостей принимать. Праздники были, да только детей при этом за общий стол не сажали, и уж тем более не позволяли куски со стола тягать. Помню, мама накормит нас с сестренкой и к бабушке отправит.

Я ПОЙДУ ВПЕРЁД...

Алёна шла по улице. Прохожие останавливали на её милом, веснушчатом личике, таком детском, свежем, быстрые взгляды, а потом бежали дальше. Но Алёна не спешила, медленно шла, дыша глубоко, как будто шарик воздушный внутри надувала, да и не шла, а летела над раскалённым асфальтом, просто перебирая в воздухе босоножками. Так легко ей было только на улице, пока не увидит отца. А дома – всё серое, мрачное, там беда.
Невысокая, худенькая, со светло–рыжими волосами, собранными во вьющийся на кончике «конский хвост», в белой блузочке и юбке–плиссе, она была в этот момент так похожа на мать, что Сергей Викторович, наблюдая за дочкой из окна, крепко сжал кулаки, лицо его, до этого р

ПРОСТИЛ...

На солнечном взгорке собрались мужики в кружок: кто прямо на траве сидя, или полулежа, а кто на бревнышко уселся. А внизу – река, лесосплав идет, и контора лесосплавная рядышком. У мужиков перерыв выдался непредвиденный, вот работяги и собрались. Хохот стоит на всю округу, будто клоуны перед ними появились. Всего-то – разговоры ведут, крепкие словечки сыплются, как семечки из кармана.
....... (художник Олег Пятин)
- И чё, хошь сказать, верно ждала? Да не верю я, - молодой, загорелый, вихрастый Павлуха находил подковырку для каждого рассказчика.
- Да все они одинаковые, только свистни – на сторону побежит, - угрюмо заметил лесосплавщик Фе

РАЗЛУЧЁННЫЕ... (2 части)

- Можно вас? – парнишка, лет двадцати, среднего роста, крепкий на вид, вопросительно смотрел на Женю. – Разрешите вас пригласить на танец. – Пояснил он свою просьбу, когда из магнитофона полилась медленная музыка. Гости, уставшие от веселья, разбрелись по скамейкам. Молодежь плавно выходила в круг, найдя себе пару для танца.
Женя кивнула, положив ему руки на плечи. «Какой молодой», - подумала она, хотя сама в свои двадцать семь выглядела как девчонка. Короткая стрижка, задумчивые серые глаза – такой она вернулась к родителям после развода. Казалось, слезы и разочарование остались в прошлом. А в настоящем – дочка Маришка, без пяти минут первоклассница.
Паренек, на у

ОПОЗОРЕННАЯ...

-Ну как же так, Люська, вернулась в деревню - опозоренная?!! Как же мы теперь в глаза людям будем смотреть? Стыд то какой, - запричитала Авдотья, увидев свою дочь, едва та вошла во двор.
-Мама, я есть хочу, - прошептала побледневшая Люда.
Авдотья внимательно уставилась на нее оценивающим взглядом - животик уже выпирал из-под старенького тесного платья. На вид месяцев пять-шесть, а там кто его знает, девчонка худенькая, может, уже и все восемь. Молча подхватила чемодан и заковыляла в дом, дочь, понурив голову, пошла вслед.
-На, переоденься, прикрой свой срам, а то неровен час, соседка заглянет, - бросила мать дочери свой просторный халат. - Разговоров не оберешься, она же у

ТЮРЕМЩИЦА... (2 части)

-Витька наш, эвон как, невесту из тюрьмы привез. Что будет, бабоньки? Калитки свои теперь всегда под запором надо держать, - шушукались бабы у колодца.
-А что, невест теперь там выращивают? Может, и мне поискать? А то, почитай, десять лет уж один, с тех пор как моя Зинаида покинула меня, так сказать, ушла, не попрощавшись, - неумело пошутил дед Егор, присоединившийся к компании.
-Их там не выращивают, а перевоспитывают, - вступила в разговор восемнадцатилетняя Любка, невесть откуда появившаяся в этой компании.
-Иди отсюда, - цыкнули на нее бабы, - перевоспитывают их. Гляди, перевоспитают таких, теперь по деревне ходить надо, да оглядываться. А то, неровен час, вжик

ЖЕНИХ С ПРИДАНЫМ...

Лето стояло жаркое, с редкими дождями и грозами, после которых во всё небо над деревней поднималась толстая двойная радуга. Нина словно родилась заново, несмотря на то, что вышла на пенсию. Она купила небольшой домик в первой же деревне от своего провинциального городка и налаживала в нём свою новую жизнь.
- И зачем тебе дом в деревне? – поражались коллеги по работе, - Во-первых, ты одна, а при любом доме мужик нужен. Во-вторых, у тебя прекрасная квартира в городе. В-третьих, ты потратишь все свои сбережения на этот дом…
- Ладно, ладно вам, - смеялась Нина, - даже не хочу выслушивать весь ваш список минусов. У меня есть много плюсов, которые перевесят всё.
- Ну-к

С ПОЛЕЗНЫМ СОВЕТОМ ДЛЯ ВАС...

Моя Галюся - девушка с фантазией, но при этом - с систематическим подходом ко всему.
Если она берется за дело, то выполняет с блеском.
Одно время ее доставали телефонные мошенники. И Галюся решила отомстить.
Она тщательно подготовилась: отыскала в интернете нужный текст, распечатала в двух экземплярах, один оставила дома, другой на работе, и затаилась в ожидании жертв.
Жертва долго ждать не заставила.
Звонок раздался, когда Галюся была на работе. Молодой мужской голос представился сотрудником службы безопасности банка.
Хищно улыбнувшись, Галюся отыскала нужную бумажку, и замогильным голосом затянула:
- На море-океане, на острове Буяне там камень горюч…
Далее

Я НИКУДА НЕ УХОДИЛ...

Не складываются кусочки пазла... Никак… Вроде бы, радоваться надо, ведь солнце наконец, весна с ее скворушками и шебаршащими в прошлогодней листве дроздами, с нежными листочками, клейкими, скрученными на веточках деревьев, едва–едав выныривающими из тугих, налитых соком почек! Всё велит радоваться, а не получается… И место родное, и завалинка у дома, и забор, что сама красила, и река, напившаяся талого снега, несётся вдоль берегов, ударяясь о них и пенясь… И лодка на берегу, подставившая своё поросшее лишайником брюхо, старая, кое–где уже догнившая до скелета – всё тут есть, всё, по чему тоскуешь зимой, куда уносишься воспоминаниями, если особенно тяжело. Всё есть, а де

ТОЧКА ПЕРЕМЕН...

Лера, поудобней устроившись на стуле и расставив перед собой флакончики с лаками, задумчиво вздохнула, положила на скатерть руки ладонями вниз, придирчиво осмотрела ногти, потом её взгляд упал на расписание занятий детей, прикреплённое к холодильнику, скользнул по графику матчей и тренировок. И внутри всё сжалось.
— Надоело! Как же всё это надоело! — пробурчала она, схватила пилочку и, закусив губу, стала аккуратно подправлять маникюр.
Зазвонил телефон, Лера быстро ответила:
—. Да! Алло! Анька, ты?!
Женщина даже взвизгнула от радости, вскочила, заулыбалась.
— Приехала? Ну молодец же! Умничка! — лепетала Лерка. — Когда встретимся? Мои? Мои… Ну… А что мои? Переживут! Мы с

ОБЕЩАЙ, ЧТО БУДЕШЬ РЯДОМ...

Михаил стоял у машины, дожидаясь, пока Юля попрощается с подругами, следил за ней взглядом, выдыхая табачный дым и то и дело поднимая воротник чёрной кожаной куртки. Ветер гнал с набережной влажный, промозглый воздух, пахло опавшей листвой, мокрой землёй и бензином.
— Ой, Юлька, опять за тобой этот… — пренебрежительно кивнула в сторону стоящего в сторонке парня Марина, Юлина подруга. — Я его ещё из окна аудитории видела, битый час тут ошивается, тачку припарковал, и никто ему ни указ… Даже Пётр Фёдорович, а он, между прочим, декан, свой Жигулёнок ставит на улице, а этот, поглядите, «Ауди» у него, куда деваться! Богатенькие родители постарались, всё мальчику дали,

ГОРБАТАЯ СОНЯ...

- Если Это зайдет в наш дом, то я за себя не отвечаю. Ты вообще головой думаешь? Ты знаешь, кто у вас родится? Тебе с ребенком хочется ночью гулять, чтобы люди не шарахались? Учти, я точно с таким чудищем на улицу не выйду. Что подумают друзья твоего отца? Мои подруги? Надо же нас так разочаровать! Ты же получил образование, у тебя все есть. Квартира, машина, да ты в зеркало на себя глянь! Любая за счастье бы посчитала рядом с тобой посидеть пять минут! Сынок, не губи себя! Мальчик мой, остановись! Петя, ты что молчишь-то? Твой сын хочет сделать непоправимое! Скажи же что-нибудь! - громко кричала высокая худощавая женщина в длинном платье.
В ушах у нее поблескивали дорогие

ПРИШЛА ДОМОЙ ПОРАНЬШЕ И ЗАСТУКАЛА МУЖА С ЛЮБОВНИЦЕЙ...

Мой шеф в своём репертуаре:
— Ольга, если ты уже взлетаешь, то дёргай стоп-кран и прыгай. Сделка сорвалась!
— Тебе повезло. Я позже выехала, ещё не прошла регистрацию. А то б я тебе дёрнула за стоп-кран!
На полпути в аэропорт разворачиваюсь, и мой новенький чёрный «мерин» летит пулей по залитому солнцем КАДу в сторону дома. Трусь затылком о подголовник, прикидывая, нет ли моей вины в случившемся. Родион будто читает мои мысли:
— Только тебе позволено так разговаривать с богом Олимпа, о моя златоносная курочка.
— Да ну тебя! Директор птицефабрики ты, а не бог Олимпа! Три дня до ночи этот контракт вычитывала в офисе! — Понимаю, что я

СОСЕДКИ...

— Ну что вы опять копаетесь! — Вера Андреевна вышла из лифта, потом обернулась и торопливо выдернула на лестничную клетку свою спутницу, что–то ищущую в сумочке лакированной кожи, с защелкой в виде двух перекрещивающихся, когда–то позолоченных, а теперь облезлых шариков. Ремешок сумки то и дело спадал с худенького плеча своей хозяйки.
— Сейчас, Верочка, сейчас! Да куда же он подевался, этот злополучный ключ? Неужели потеряла?! — трясла кудряшками Анна Сергеевна, чуть ли не ныряя в свою микроскопическую сумку всем телом.
Но тут Вера схватила ее за руку, охнула и мелко задрожала.
— Аня! Аня, нас, кажется, ограбили! Смотри, дверь настежь!
И правда, большая деревянная дверь, выкра

ЭТО ЖЕ ДЛЯ ТЕБЯ!

— Ну баба Рита! Я же говорила, Славке нельзя сок! Ну посмотрите, как его опять обсыпало! Я сто раз повторяла утром, Мане и Кирюше можно, Славику нельзя! Неужели так трудно запомнить?! — рассерженная, опять глубоко беременная Ирина стояла на кухне и, уперев руки в бока, грозно смотрела на виновато сложившую ручки в молитвенном жесте сухенькую старушку, Маргариту Яковлевну, бабушку Иры и её брата, Дениса, в трёшке которой уже давно жила Ира с супругом, Виктором, и детьми.
— Прости, детка, перепутала… Или, может, он сам выпил, я вроде и чашечку его не ставила… — испуганно глядя на обсыпанного красными пятнышками правнука, оправдывалась Маргарита. — Слава, ведь сам взял пакетик

АФЕРИСТЫ...

Максим и Маша считали себя родителями с хорошим солидным опытом. Так они думали. Старший Дима родился, когда им было за тридцать, дочка Маша – через два года. Долгожданные детки принесли в семью радость и ощущение счастья.
На днях отметили день рождения Димы – десять лет исполнилось. Отметили всей семьей, плюс кот Марсик – беспородный рыжий котик с белым галстуком на шее. Дома было тепло и уютно, даже весенняя погода, довольно прохладная, не омрачила праздника.
Марсик, пользуясь «кошачьей привилегией», уже который раз просил есть.
Максим, как глава семьи, строго отчитал кота. – Ты обнаглел, на тебя корма не напасешься. Разорить нас хочешь? Вот урежу тебе рацион, будешь знать.