ностальгия. СССР и Россия.

Мoдники в "фирмé" на диcкотеке, Сoчи, 1981 гoд.

Инна Чурикова о бабушке и любви.«Бабушка любила дедушку всю жизнь и была верна ему - одному-единственному. Он погиб в войну, когда перевозил на грузовой машине по льду Ладожского озера продукты для осажденного Ленинграда: рядом с ним взорвался снаряд, и машина провалилась, так что его могила на дне. В молодости бабушка была красивой, и когда состарилась, оставалась интересной женщиной. Ей было уже лет шестьдесят, а к ней все сватались. «Акулина, давай женимся» - а она отказывала. Я однажды спросила: «Бабуль, почему тебе не выйти замуж? Был бы рядом с тобой мужчина, помогал бы тебе». Она ответила: «А как я Захару потом в глаза погляжу?»

— Люба! Он моет макароны! — Он специалист - ему виднее! — Люба! Он их сушит! — Что сушит? — Макароны! 😊😊😊

«Когда он оставил школу, я отправила его работать. Он был сантехником, помощником в типографии, точильщиком, часовщиком. Но как только Адриано обучался чему-либо, тут же бросал это дело и начинал учиться чему-то другому. Помню, как он осваивал точильное дело – работал в мастерской со всеми этими машинками, инструментами. Чтобы обучиться мастерству, он взял пару ножниц из дома. Это были большие ножницы, специально для портных. И он их поточил. Да поточил так, что, когда снова принёс их домой, они выглядели как маникюрные ножницы! А однажды к ним в мастерскую пришел мясник с большим мясницким ножом. Когда мясник вернулся за своим ножом, он казался скорее перочинным ножичком. «Это не мой нож!» – кричал мясник. «Как не ваш? А чей же он? – ответил Адриано. – Смотрите – здесь даже и имя ваше выбито». – «Но мой нож был вот таким большим! – вопил мясник. – Этот ножичек ты оставь себе, он мне не нужен, мне нужен мой нож». Хозяину точильной мастерской пришлось купить мяснику новый нож. Потом Адриано, конечно, всему научился и стал настоящим, умелым точильщиком. Но однажды прямо напротив точильной лавки открылся магазин часовщика. Адриано тут же сменил профессию и начал заниматься часами. И, знаете, я была этому очень рада. Профессия часовщика очень хорошая, этим ремеслом можно было очень неплохо зарабатывать. Адриано нравилось чинить часы, и он действительно делал это хорошо, и, если бы не эта история с пением, то мой сын стал бы хорошим мастером. У него и сейчас есть к этому тяга. У себя дома он соорудил настоящую часовую лабораторию, и когда у него есть время, чинит там часы своих друзей и родственников…». Джудитта Челентано о сыне Адриано.

Бог прощает наше шутовство. Олег Иванович Янковский „Я считаю, что Воланда, как и Бога, играть нельзя, Христа можно, реальный был человек, а Бога нельзя.“ Не согласен я с картинами, где разные актеры изображали Христа. Считаю, что трогать не надо — ни одной стороны, ни другой. Ни добро, что мы называем господом Богом, ни зло, что мы называем дьяволом. А некоторое время назад Олег Янковский отказался от роли Воланда в экранизации романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», которую задумал осуществить режиссер Владимир Бортко. «Я не знаю, как это играть. И считаю, что дьявола, как и Господа Бога, играть нельзя», — сказал О.Янковский. «К этому нельзя прикасаться. Не ко всему роману Булгакова — к Воланду. Как и не согласен я с картинами, где разные актеры изображали Христа. Считаю, что трогать не надо — ни одной стороны, ни другой. Ни добро, что мы называем господом Богом, ни зло, что мы называем дьяволом. А Сталина я отказался играть, потому что нельзя артисту играть человека, не сострадая ему». Будь я Дедушкой Морозом или Мюнхгаузеном, я бы давно помирил всех: все партии, которые ссорятся, всех деловых людей, политиков. Я уверен, что когда много людей желают зла, то всем приходится плохо – например, случается землетрясение. А если бы все хотели добра, то началось бы процветание, благо. Я бы всех помирил, и может быть, в результате и произошло бы что-то, что изменило бы к лучшему жизнь каждого. Когда людей запускают в космос, то, наверное, психологи проверяют их именно на существование некоего единства. На очень многие вещи мы смотрим по-разному, но схожи в главном. Личность в нашем деле многое определяет. Наверное, поэтому людей этой профессии много, а миссионерами становится очень немногие. Я говорю о том качестве актерского существования, когда профессия становится миссией. За что Господь Бог и прощает наше шутовство, которое помогает человеку жить. У нас не было института звёзд. В нас не вкладывали, и мы прорастали, как растения через асфальт. Лучшие западные актёры в итоге становятся бриллиантами. Русские же таланты так и остаются необработанными алмазами. Играть «вполноги» хороший артист просто не сможет. Это не связано с возрастом. Актёр обязательно должен излучать энергетику. Ты выходишь на сцену — и начинают по-другому работать селезенка, печень, нервная система. Время разбросало профессионалов, и собрать сегодня людей, которые любят и по-настоящему умеют делать кино трудно. Мы больше умеем сплачиваться в горе, а не в созидании. И все же что-то начинает оживать в нашем кинематографе, а потому хочется пожелать нам всем, чтобы те крохи, которые остались, проросли, как зерна, брошенные в благодатную землю. Чтобы мы опять, как в лучшие времена, сплотились.

— А чёй-то вы тут делаете? А?