✨Судьба Человека✨ (истории из жизни)

Ничего необычного, просто победитель Евровидения 2024 года 🤮

Ушла из жизни Анастасия Заворотнюк С 2019 года актриса боролась с раком головного мозга. О её смерти сообщили родственники в социальных сетях. Наибольшую популярность актрисе принесла роль Виктории в сериале «Моя прекрасная няня». Ей было 53 года.

Будулай Маша и свекровь – Не удалась у тебя дочка! – провожая взглядом беременную сноху, нарочито громко протянула свекровь, – и посуду грязную со стола не сразу убрала, и салат крупно нарезала! Сватьи сидели теплым августовским вечером в саду под яблоней, где был накрыт к ужину стол. Свекровь с наслаждением прихлебывала чай с медом, только что поданный Машей. Сегодня праздник – Яблочный Спас! Повод наведаться в гости к родителям невестки. Приехала внезапно. Гостинцев не привезла, вот еще! Сваты люди зажиточные, обойдутся… Что ответила мать, Маша не расслышала, но эти слова стали последней каплей. – Разведусь с Сергеем! Сил моих уже нет жить с этой мегерой! А он от своей мамы никуда! Поженились они недавно. Сергей заприметил скромную и тихую Машу на дне рождения ее подруги. Белокурая, худенькая, с большими серыми глазами девушка сразу запала ему в душу. Да у него и возраст уже… Жениться пора, не всю жизнь вдвоем с мамой жить. А с ней еще не каждая уживется… Только вот такая робкая Маша. *** Накануне Маша с мужем поссорились. Сергей объявил, что его на полгода отправляют в командировку. И жена, на седьмом месяце беременности, остается вдвоем со свекровью. – Ну и уезжай! А я тогда к своим родителям поеду! С ней не хочу быть! – не соглашалась Мария. Сергей надулся… Как и всегда, когда Маша демонстрировала неприязнь к свекрови… Уехал не простившись. *** Маша жила у своих родителей. И вот тебе «радость» – мама Сергея и здесь ее достала… – Маша, слышь! – не унималась зловредная старуха, – завтра сливы собери, варенья сварим! – Ты, сваха, в своем уме? Она что, с животом по лестницам на деревья лазать будет? Тебе надо, сама собери, – вступилась за дочь мать… Но сильно не возмущалась, зачем портить отношения? Назавтра к вечеру сливовое варенье было сварено и свекровь собралась домой. – Маша, проводи меня к автобусной остановке! Старая я, варенье не донесу… Чай, трехлитровая банка… Я в молодости в твоем положении ведра с водой таскала! И ничего, вон какого мужа тебе родила! Они спешили, боясь пропустить автобус. На спуске Маша не заметила небольшую ступеньку, из-за живота не видно было – и с размаху упала всем телом. Охая, поднялась. Вроде бы ничего… Все цело – руки, ноги. Только ссадина. Банка с вареньем разбилась вдребезги. – Ох, банку разбила! Сколько трудов насмарку! Руки у тебя кривые, – зло шипела мама мужа, – ну и невестку Бог послал… Растрепа! Посадив на автобус не перестающую браниться свекровь, Маша вернулась домой. Родителям ничего не сказала. Она предпочитала лишний раз их не расстраивать. А ночью почувствовала неладное. Стали подтекать воды… Маша испугалась. – Это роды! Только бы с ребенком ничего плохого не случилось… Семимесячные дети уже жизнеспособны… Пойду потихоньку в скорую… Тут недалеко, десять минут ходу. Родителей не буду поднимать, напугаются… У отца сердце слабое. – Ты куда это собралась? – в комнате зажегся свет, в дверях стояла мама… Маша виновато опустила голову. Пришлось все рассказать. Через двадцать минут подъехала скорая. – Не наклоняйся, я тебе туфли сам надену, – отец трясущимися руками застегивал на Машиной обуви застежки… Поехали в роддом… *** Маша в роддоме События происходили в начале 90-х. Довольно грубо тогда относились к женщинам в роддомах. Наверняка в больших городах были и хорошие больницы. А вот в глубинке – это жесть! Оказалось, что ближайший роддом закрыт на ремонт. Скорая помчалась по ухабам и колдобинам разбитой дороги в соседний город. Сердобольный водитель, проникшись важностью момента, включил сирену. А Маша задремала, ничего особенного она пока не чувствовала. Было три часа ночи, когда они подъехали к приемному отделению. Дверь оказалась закрыта. – Откройте! Срочно! У нас женщина рожает! – безуспешно взывала фельдшер, – в ответ тишина. Подошел водитель, громко застучал в окно большим кулаком. Наконец послышались шаги. В дверном проеме появилась заспанная, с растрепанными волосами дежурная медсестра: – Чего стучите? Приспичило им, не могут до утра подождать… – Ты думай, что говоришь! – рассердился взвинченный непростой ситуацией и тяжелой дорогой водитель, – как можно рожать подождать? – Давай уж, заходи, – протянула недовольная девица. Медработник принялась заполнять документы, а Маша села на кушетку. Ее ужасно тянуло в сон. – Фамилия мужа! Эй, муж есть у тебя? Чего зеваешь? – Муж? – Маше вспомнилась ссора с Сергеем, – пишите, что нет, – ей очень хотелось побыстрее закончить общение с хамоватой медсестрой. – Нагуляла, видать, – ехидно пробормотала девица. Маше уже было все равно, а процесс приема, оказывается, только начался. – Возьми в шкафу градусник! Маша послушно стала искать в стеклянном шкафчике термометр, но не нашла. – Здесь его нет… – Глаза протри! Вон, в стаканчике, закрашенном коричневой краской. Затем ее повели на гигиенические процедуры и после, вконец измученной, выдали больничную одежду. Принесли и обувь – целый мешок старых, заскорузлых шлепанцев. Тапки оказались почему-то все на одну ногу. Медсестра с плохо скрытым удовольствием наблюдала, как Маша долго рылась в хламе. С трудом найдя пару на размер меньше, больная отправилась в палату. И наконец-то уснула. Утро было солнечным и радостным, пока Маша не вспомнила, где она и по какому поводу. Вскоре ее осмотрела вежливая и приветливая доктор. – Разрыв околоплодного пузыря. Сегодня ты у нас родишь. Иди и ни о чем плохом не думай – у ребеночка нормальное сердцебиение, все будет хорошо. Машино настроение заметно улучшилось. Она наблюдала за соседками по палате. И смех, и грех! Роженицы находились в различных стадиях схваток. Одна во время болей хваталась за батарею отопления и тянула ее на себя. Вторая встала на четвереньки – ей так было легче. Во время приступа она вдруг заползла под кровать. – Ну вы, бабоньки, даете! – в палату зашла сменившаяся медсестра и расхохоталась, – отцепись, оторвешь ведь трубу! А ты, подруга, выползай из-под кровати. Идемте уже в родзал! Женщины со стонами двинулись исполнять приказ. По коридору в панике бежала женщина из другой палаты, по пути теряя тапки. – Ох, рожаю! Медперсонал дружно ржал ей вслед. Ребенка роженица сама подхватила уже в дверях родзала. – Чего тянула? Ребенком рисковала… Нет, я заранее врача позову, – подумала Маша. У нее уже начались небольшие боли. А в промежутках она засыпала. Так все схватки и проспала. К вечеру начались довольно серьезные потуги. За весь день медсестра подошла только один раз – спросить, как дела. Почувствовав, что время пришло, Маша встала, вздохнула и пошла на пост. Там медперсонал пил чай с пирожными. – Девчонки, хватит чаи распивать, пойдемте… Рожать мне пора! Через полчаса у Маши появилась маленькая, два килограмма, светловолосая доченька. *** Маша и ее новорожденная дочь Молодую мать ответили в палату, положили на живот огромный пузырь со льдом и велели лежать два часа. Машу силы сразу же покинули и глаза моментально закрылись. Она шла по лесу. За деревьями шумел водопад. Маша бросилась к нему. Вода! Такая чистая! Упругими хрустальными струями она падает в водоем, окруженный скалами. – Пить! Как же хочется пить! Маша тянется к живительной влаге. Но тяжелый холодный обруч на талии ее не пускает. Она рванулась и открыла глаза. Ночь. Палата спит. – Пить хочется ужасно! Но встать нельзя, а просить измученных родами женщин неудобно. Ладно, потерплю… Еще этот лед прожигает живот насквозь. Да ну его! Простужу все внутренности, – Маша сбросила пузырь на пол и заснула. – Рота, подъем! – в палату с шумом ворвалась пожилая санитарка с ведром и шваброй, – Умываться! Скоро детей принесут кормить! Мамочки нехотя открывали глаза. Потом резко подскакивали. Детей! У них дети! Начиналась новая трудная эра в их судьбе, которая подразумевала постоянную ответственность за чью-то жизнь. В ожидании кормления все знакомились. Возле окна лежала Лена. У нее двойня – мальчик и девочка. Мужа нет, есть сожитель кавказской национальности. И старшая дочь одиннадцати лет. Рядом с Леной кровать Оли. Оля родила девочку. Розовощекую, полненькую, чистого ангелочка. Напротив, в углу, под одеялом сжалась в комочек худенькая фигурка молоденькой девушки-подростка. Отвернулась к стене и молчит. – Это Алла. У нее ребеночек мертвый родился. От наркомана. Плачет все время. А мы ее утешаем, как можем. Может, и хорошо, что неживой. Он ведь со множественными отклонениями. Всю жизнь бы с ним мучилась… Еще одна Машина соседка – Марина, крупная, высокая сельская женщина. Она тоже родила двойню, и тоже мальчика и девочку. – Ну, мамаши, принимайте детей! – в палату привезли каталку с малышами. – А где мой ребенок? – спросила Маша, когда каталка проехала мимо. – У вас резусная девочка. Мы пока понаблюдаем за ней. Позже принесем. Маше было очень обидно. Так хотелось увидеть дочку! Она ведь ее совсем не рассмотрела тогда. Соседка Марина положила детей на кровать и причитала громким басом: – Как же я их кормить-то буду? Двое их поди! Одного кормить, второй орать будет! Как быть-то? – А ты одного на левую руку, второго на правую – и сразу обоих прикладывай! – показала, как надо, нянечка. Марина так и сделала. Но кормления не получилось – молоко у мамочки пока не прибыло. – Пусть тебе орехов принесут, сыра, сметаны. Вот и молоко прибудет! – посоветовала опытная Лена. – Ну, этого добра у нас много! Позвоню, привезут… Вдруг со стороны Аллы раздалось громкое рыдание: – Не могу смотреть, как вы их кормите! А я? Как же я? – Ну, не плачь! Будут у тебя еще дети. Встретишь хорошего мужчину, родишь здоровенького ребеночка, – принялась утешать ее Маша. После того, как отшумели страсти и детей увезли, в палату зашла врач-неонатолог. Высокомерная, холодная, она подходила к каждой женщине и официальным тоном рассказывала о самочувствии их малышей. А вот к Маше не подошла. Подняв подбородок, гордо прошествовала мимо. – Как же мой ребенок? – не на шутку встревожилась Маша, – что с дочерью? – А разве вы от нее не откажетесь? – Нет конечно! С чего вы это взяли? Врач на секунду смутилась… – С вашим ребенком все нормально. Маленькая только очень, слабенькая. У нее разный с вами резус-фактор. Через день принесут кормить. Надменно повернув плечом, врач удалилась. В палате повисло молчание… – А что это сейчас было? – спросила Лена. – Не знаю… Сама в шоке… Может потому, что я в документах указала, что мужа нет. А на самом деле есть, только мы поссорились. – У меня тоже нет, но ко мне так не отнеслись. – Медсестра-хамка принимала. Видимо, написала какую-то гадость. Машу терзала тревога. Почему ребенка не показывают? – Нужно самой сходить и посмотреть! Она видела, как одну женщину пустили в детскую палату по разрешению врача. Маша прошла по коридору, приоткрыла дверь с надписью: «Детская». – Мне врач разрешила посмотреть ребенка, – соврала она медсестре. – Ну посмотри! Перед Машей оказался сверток с маленькой девочкой. Светлые волосики, губки бантиком… Доченька! Красавица! Только цвет кожи желтый. – А почему она такая? – Желтушка новорожденных. Не волнуйся, это пройдет. Маша слегка успокоилась. На следующий день ей принесли кормить ребенка. Но девочка была настолько слабенькая, что грудь не взяла. Пришлось сцеживаться и кормить из соски. *** Соседок выписывали. За Леной кавказец не пришел. Исчез в неизвестном направлении. Старшая дочка принесла одежду для малышей и забрала мать. Пошли пешком. За большой Мариной из села прикатила целая бригада родственников. Чувствовалось, родня мужа ее обожает. С радостью, шумом и гвалтом семья отбыла домой. Несчастную Аллу забрал парень, уже другой, не наркоман. Маша пожелала ей всего доброго. А самой Маше врачи сунули сверток с ребенком, посадили в машину скорой помощи и отправили в детскую больницу. Там ей предстояло дохаживать дочку, пока не наберет необходимый вес. Там, в отделении для недоношенных детей, ее ждал брошенный мамой, одинокий мальчик. Только Маша об этом еще не знала.

Свои не монстры Парень пришел из школы, и было у него плохое настроение. Родители еще на работе, он налил суп, открыл ноутбук, ел и одновременно что-то смотрел. Так легче успокоиться. Учительница предупредила, что матери позвонит: подряд третья двойка по предмету. Конечно, мать раскричится, отец добавит. Можно сказать, что вечер испорчен. Доел, убрал тарелку и решительно толкнул компьютер, чтобы место освободить, и старинная хрустальная вазочка с конфетами упала на пол и разбилась. Это все, это конец, будет показательная казнь. Перед глазами разгневанное лицо матери, высокий резкий голос – в ушах. А она еще устанет, значит, много раздражения. И тут две капли – двойки и вазочка! Страшно мальчику стало. Часы показали, что родители вернутся через тридцать минут. Пора сматывать удочки. Собрал осколки и выбросил в пакет с мусором. Быстро оделся и на улицу. Сначала слонялся без дела, потом отправился к другу. Вместе ходили, и мальчик жаловался: «Она нарочно мне двойки поставила. Знаешь, ненавидит, поэтому привязывается. Сейчас матери накапает. А еще вазочку дурацкую разбил. Убьет меня. И отца боюсь. Он редко сердится, но, когда разозлится, тогда по полной влетит». Друг слушал, но ничего не говорил, потому что нечего ответить. Так бродили до вечера, затем другу мать позвонила и велела домой вернуться. И остался парень один. Как страшно домой идти! Воображение рисовало самые жуткие картины: мать ругается, потом плачет. Говорит, что вазочка от прабабушки, сейчас таких нет. Дорогая вазочка! И про двойки скажет, что они с отцом честно работают, а он со школьными обязанностями справиться не в состоянии: «Чуть от стыда не сгорела, когда учительница звонила». И отец с разгневанным лицом: «Так, неси сюда свой компьютер. Не получишь, пока человеком не станешь. Каждый вечер тетради показывать будешь. Так что пеняй на себя. Еще одну двойку получишь, разговор будет другим, понял»? Не понимают родители, что он хороший, но бывают и случайности. Это учительница ненавидит, потому и двойки ставит. Никому не ставит, а ему – пожалуйста. Между прочим, в классе есть такие, кто хуже учится, а она им двойки не ставит. Так себя жалко стало, что глаза увлажнились. Звонок! Это мама: «Ты где? Поздно уже. Приходи, я тревожусь». Ноги как чугунные, душа трепещет. Это не трусость, просто – страшно. Пришел все-таки. Мать сообщила: «Учительница сказала, что двойки. Очень прошу, исправь. Не надо на меня свои проблемы скидывать. Ты большой. Справишься»? Кивнул головой, обещание дал. Теперь – про другое: «Мама, не сердись, но я сегодня вазочку хрустальную разбил. Так получилось». Мать отреагировала удивительно спокойно: «И ладно. Посуда должна биться. Главное, что ничего горячего на себя не опрокинул». И тут же с чем-то к отцу обратилась. Перед сном отец сказал: «Ничего, скоро свобода. У нас отпуск, у тебя каникулы. Рванем куда-нибудь»! Так хорошо на сердце! Мы иногда приписываем что-нибудь страшное близким. А на деле все по-другому. Они же не монстры, а свои, наши. Автор Георгий Жаркой

Присоединяйтесь!))

Поиграем?

«Девонька… вот вырастешь и станешь женой… матерью… у тебя будет муж… И не хвались всуе, мол, вот муж у меня… Утром вставай затемно и осторожно, чтоб муж не слыхал, как встаешь… А с вечера и одежда и обувка у нево должны сиять чистотой… Он проснется, а у тебя вкусно на столе все уготовлено… Не груби, вежливо улыбайся, тешь его и корми с великой радостью… Он сильный, но все одно до смерти дитем любит быть… Не заставляй его лазить в чашки и черепушки самому за едой, позорно это для бабы… Все подмети и замети, в чистоте и опрятности дом содержи, блюди себя и наряжайся пред ним, румянься ликом и лаской гляди… Не ревнуй и не упрекай зазря, скверными словами не обливай при нем никого, а мужа в особенности… А он на другой раз подумает, ибо он непрестанно будет тебя сличать с другими женами и в добре семейном усвоит и затвердит навек: «Вот у меня жена, так жена!..» Сама хороша и муж хорошим будет… Терпи и все горести его лечи своей любовью, не раздавливай умом его своим, не перечь, и он, милой, никогда к чужому подолу не прибьется… от чистоты семейной и душевной брезговать станет чужими бабами, с лёту примечать станет недостатки в них, сварливость и опущенность, да и от людей стыдно будет ему шаг в сторону делать… от добра добра не ищут… Вот какая порода наша! Наш женский род лебяжий: если кого полюбим, друг без дружки не живем… Одаривать своей любовью себя и любимого человеку — есть высшее женское счастье… и муж твой возвысится, он тут же поймет, что должен нести в себе такой же свет любви и добра… и когда он принимает этот лад, находит силы ответные к тебе, это и есть домашний семейный храм… где согрешить и обидеть нельзя, приходят душевный покой, божеская благодать… вот так-то, девонька…» Автор : Юрий Сергеев (книга «Княжий остров»)

«Как хорошо», - сказала мать, встречая на пороге сына и невестку. Приветливая улыбка, доброе лицо – очень приятная женщина. Ждала мать молодых, приготовила прекрасный ужин. Пора за стол садиться, хозяйка предложила гостям разные блюда, а себе разогрела пшенную кашу на молоке: «Не удивляйтесь, желудок стал болеть, поэтому старюсь диеты придерживаться». За ужином мать была очень деликатной, понимала, что жена сына на чужой территории, стесняется. Пусть чувствует себя как дома. Надо показать, что она член семьи. Через некоторое время сказала: «Можешь пирог принести? Он на подоконнике под салфеткой. Большая тарелка в верхнем ящике – справа. Разрежь на куски и принеси». Невестка быстро встала, и пирог появился на столе. Сама спросила, надо ли воду вскипятить? Свекровь похвалила: «Молодец, что догадалась, какой пирог без чая»? Когда ели, молодая женщина воспитанно молчала: мать с сыном давно не виделись, пусть по душам поговорят. Если ее вовлекали в общий разговор, слабо улыбалась и обходилась короткими фразами. Не болтушка невестка, а скромная и хорошая. После две женщины мыли на кухне посуду, единственный мужчина тут же – на стуле. Мать рассказывала, каким он был в детстве. Рассказывала живо, интересно, и было впечатление, как будто все это произошло буквально вчера. Невестка окончательно расслабилась, громко смеялась и даже вспомнила пару случаев из своего детства. Когда спать укладывались, свекровь нежно назвала невестку доченькой. И на следующий день все было замечательно. Втроем гуляли, и не было ни капли напряжения – все естественно, как будто сто лет друг друга знали. И молодая женщина подумала, что со свекровью подружились: «Удивительно, какой чудесный человек. Столько мудрости и открытости, ума и такта». После обеда вышла на балкон и позвонила своей матери: «Мама, все врут про свекровей, что они злыдни. Ничего подобного. У него мать как сама доброта. Представляешь, мы с ней как подружки, не чувствую разницы в возрасте». На третий день прибирались в квартире, и каждый занимался своим делом. Через пару часов все сияло чистотой, и свекровь сказала: «Хорошая ты хозяйка, делаешь быстро и качественно. Молодец»! И невестке приятно было такое слышать. На четвертый день предложила мать: «На меня не смотрите, если надо куда-то вечером сходить, - идите. Вы же молодые, вам погулять хочется». И влюбленная парочка отправилась развлекаться. Приехали домой в час ночи. Мать спокойно спала, утром ни слова упрека. Только спросила: «Хорошо погуляли»? Идеальная женщина – свекровь. Так повезло невестке. А ехать, если честно, боялась. Та что все тревоги позади! До отъезда день оставался, завтра молодежь в путь отправится. Был вечер, к невестке свекровь обратилась: «Не в службу, а в дружбу. Можешь пшенную кашу сварить? А я пока с сыночком посижу, теперь долго не увидимся». Что за вопрос! Не только кашу, если надо, то барана пожарит! Рванула на кухню, сварила кашу – пусть постоит немного. Ужинать пора. Ребята ели свое, а мать положила в тарелку пшенную кашу. Проглотила ложку, нахмурилась, зло сказала: «А вот кашу ты варить не умеешь»! И на глазах у сына и его жены выбросила в помойное ведро. Туда же остальную кашу – из кастрюльки. Достала манную крупу, демонстративно варить начала. И как будто замкнулась, не разговаривала. Ужин был испорчен. Невестка почувствовала, что разрыдается. Ушла в другую комнату. Через минуту муж появился. Она плакала и говорила: «Я четыре года поваром в детском саду отработала. У меня была лучшая каша, ни у кого из поваров так не получалось». Голову подняла: «Зачем твоя мать так»? Утром свекровь снова была приветливой, улыбалась и шутила. Но молодая женщина молчала, и не было на губах даже слабой улыбки. Когда уезжали, быстро попрощалась и первой вышла из квартиры, чтобы не обниматься. Спустилась вниз, ждала во дворе. Отправились на вокзал, и сын сказал: «Не понимаю, что на нее нашло? Но ты не обижайся, потому что все это мелочи». Может, для мужчины – мелочь, но только не для женщины. Никогда не забудет, никогда. Автор Георгий Жаркой

ЛИВЕНЬ Вечерняя прогулка не состоялась. Сергей Иванович посмотрел в окно. Осенний дождь становился все сильнее. С бульвара исчезли немногочисленные прохожие, желтые листья, разносимые ветром, падали в лужи, на скамейки, кружились по тропинкам. Зажглись тусклые фонари, свет которых создавал унылое настроение. Струйки дождя настойчиво стучали по стеклу, по карнизу, казалось, что еще немного, и они ворвутся в комнату, и появятся лужи уже на паркете. Похоже, что ливень надолго, возможно, на всю ночь. Сергей Иванович зашторил окно, надел теплый домашний халат, включил настольную лампу. Предстоял одинокий осенний вечер.

ДРУГ ДЕТСТВА С детства Любочка была хорошенькой. Светлые кудряшки так мило подрагивали, когда она крутила по сторонам головой, что невозможно было не залюбоваться ею. В десятилетнем возрасте собирала кудри в забавный хвостик, подвязав голубым бантиком, и так выходила на улицу, где ждали подружки. Каждое лето Любочка приезжала в деревню к бабушке, чтобы все три месяца наслаждаться бесконечно длинными летними днями с жарким солнцем, прохладной речкой и играми в лапту и прятки на пустыре за огородами. Девчонки завидовали ее кудряшкам, осторожно дотрагиваясь и глядя восхищенно на кудрявую Любочку. И только Ромка, ее ровесник, загорелый до черноты, обозвал Любочку «овечкой». Так и крикнул, проезжая мимо на велосипеде: «белобрысая овечка». Люба обиделась. Ну, во-первых, ей не нравилось такое внимание Ромки, во-вторых, белобрысых овечек не бывает. Но оспорить Ромкино мнение Люба не успела, мальчишка умчался, как вихрь, на своем велике. Это была их первая встреча. В то лето Люба частенько встречала Ромку, играющим в лапту. Иногда он равнодушно мог взглянуть на Любу и тут же расплывался в улыбке, потом негромко бросал на ходу: «Эй, ты, кудрявая овечка». Люба обиженно крутила у виска, выражая свое полное презрение, и потом демонстративно отворачивалась. Так продолжалось еще три года. Люба и Ромка каждое лето приезжали в деревню, играли в лапту, купались, делая вид, что не замечают друг друга. «Овечкой» Ромка уже больше не называл Любу. Девчонка заметно вытянулась, бантиком уже волосы не подвязывала, а скрепляла их на модный манер - заколкой.