ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА

В маленьком городке Неми (Италия) ежегодно в первое воскресенье июня отмечается Клубничный фестиваль (La Sagra delle Fragole ). В большую стеклянную вазу насыпают тысячу и один кг. клубники, а потом заливают ее десятью ящиками Просекко и бесплатно раздают всем, кто оказывается в этом районе. Сам городок расположен в горах, в очень живописном месте над вулканическим озером. Окружающая природа - неописуемой красоты: Неми назван городком цветов и клубники. Озеро настолько красиво, что древние римляне чаще называли его Зеркалом Богини Дианы. Кстати, клубникой можно лакомиться здесь круглый год . Именно здесь на берегах живописнейших озер Неми и Альбано, расположенных в кратерах потухших вулканов почва всегда подогревается и всеми любимая ягода плодоносит постоянно. И находится клубничный городок всего в 30 км от Рима! Клубника в городе повсюду – в свежем и вареном виде, на майках, значках, кухонной утвари, на уличных растяжках. Сам праздник родился в древние времена, когда женщины Неми собирали урожай душистой ягоды и отправлялись продавать ее на римскую площадь Кампо деи Фьори. Завершается сагра великолепным фейерверком, которым можно любоваться с одной из многочисленных террас города, потягивая душистый ликер или поедая вкуснейшее пирожное с клубникой.

Доброе утро ❤

Доценте В давние времена, когда я была студенткой, у нас на факультете жила кошка. Обычная такая, серая-полосатая. Звали её Доценте (женский род от "доцент" по-литовски). А как должны звать университетскую кошку? Особенно такую, которая любит присутствовать на лекциях, экзаменах и зачётах. Познакомились мы с ней в тот день, когда я пришла сдавать свой первый вступительный экзамен - историю СССР. Нервничала, конечно. Волновалась. Но когда вошла в небольшую, залитую солнцем аудиторию, увидела, что на широком подоконнике удобно устроилась кошка и как ни в чём не бывало умывается. Зрелище было настолько по-домашнему уютное, что вся нервозность куда-то испарилась, и экзамен прошёл удивительно легко и спокойно. Тем более, что и экзаменаторы были на редкость доброжелательны. Может, и на них кошка действовала умиротворяюще? Когда начался учебный год, мы увидели, что Доценте очень любит лекции, причём предпочитает, чтобы народу было как можно больше. В аудиториях стояли длинные старинные скамейки-парты, за которые садилось пять-шесть человек. Кошка обычно устраивалась между двумя студентами и дремала, слушая лектора. Те, кого она выбирала, чувствовали себя весьма польщёнными и конспектировали, не забывая время от времени почесывать её за ухом. Особенно ей почему-то полюбился предмет "Античная литература". Лекции эти бывали по субботам - пожилой профессор, который их читал, был по совместительству министром высшего и среднего специального образования Литовской ССР. А по образованию был он филологом-классиком (латынь и древнегреческий). Предмет свой любил так, что даже министерские обязанности не могли его заставить отказаться от преподавания его обожаемой латыни и античной литературы. Казалось, что он всю неделю живёт ради этих нескольких субботних часов и просто не может их дождаться. Студенты это чувствовали и ценили - лекции были необыкновенно живые и занимательные. Несмотря на субботнее утро, их почти никогда никто не пропускал. Да и сам профессор был примечательной фигурой. Высоченный, широкоплечий, с пышной гривой седых волос, всегда необыкновенно элегантный в тёмном костюме и белой рубашке, да и голос - глубокий раскатистый бас-баритон. Двести человек слушали лекцию совершенно не напрягаясь, слышно было прекрасно даже в самых дальних уголках огромной аудитории-зала. Иногда профессор увлекался и начинал декламировать латинские или греческие гекзаметры, вышагивая от окна к двери. (Шаги помогали выдерживать ритм.) При этом он свой и без того мощный голос ещё возвышал, и тогда от его декламации начинали звенеть оконные стёкла... Это кошке уже не нравилось. Как только начинались стихи, она спрыгивала со скамейки и неторопливо шествовала по проходу, гордо держа хвост трубой. Дойдя до профессора, она тёрлась об его брюки, как бы советуя прекратить этот шум, а потом, не добившись результата, так же неспешно шла к выходу. Профессор, не прекращая декламировать, приоткрывал дверь (студенты огорчённо вздыхали - лекция была интересная, но с кошкой было как-то уютнее), выпускал её и продолжал вышагивать... Присутствовала кошка и на других занятиях. Преподаватель немецкого использовал её в грамматических примерах - Die Katze sitzt am Fenster.... Молоденькая и очень увлечённая преподавательница лексики в качестве устного упражнения предлагала рассказать, что думает кошка о студентах или вообще о жизни - первокурсники забывали о своей застенчивости, и рассказы иногда получались очень забавные... Замученный преподаватель логики, указывая на четвероногую "вольнослушательницу", призывал студентов слушать его лекции так же внимательно... А иногда устраивалась она с нами и в читальне. Долгими зимними вечерами круги света от ламп ложились на столы, и в тишине только страницы шуршали, да кошка мурлыкала… Блаженное чувство мира и покоя в эти вечерние часы вспоминалось потом долгие годы... Библиотекарям кошка совершенно не мешала. Они только радовались её присутствию - для книг мыши представляют серьёзную опасность. ... Весной у Доценте родились котята. Трое серых-полосатых, а один чёрненький с белой манишкой и в белых носочках. - Такая образованная дама, - притворно сокрушались студентки, - и где это, интересно, она смогла найти себе пару? Нужен-то ей Кот Учёный, а тут был, наверное, просто себе кот... Только вот где он? Посмотреть бы на этого кавалера. Кот не заставил себя долго ждать и объявился довольно скоро. Через неделю-другую мы обнаружили его в одном из маленьких университетских двориков, где он явно решил поселиться. Черный вальяжный красавец с белой грудью сидел на возвышении и задумчиво оглядывал окрестности. Осанкой и выражением лица, то есть, простите, морды, он нам кого-то мучительно напоминал. Приглядевшись поближе, мы внезапно поняли, кого именно... Кота назвали "Профессор". © автор неизвестен

Однажды знаменитая русская балерина Тамара Платоновна Карсавина подобрала на улице бездомную кису и подарила её не менее знаменитому хореографу Джорджу Баланчину… так у него появилась необычная муза. Хвостатая. Подаренной кошке Баланчин дал русское имя Мурка. Спустя некоторое время произошёл курьёз – выяснилось, что Мурка – не кошка, а кот. Но, узнав об этом, Баланчин не стал менять имя своей любимице, ставшей любимцем. Кот по имени Мурка был не просто любимым питомцем, но, можно сказать, самым известным воспитанником. Выдающийся хореограф научил своего кота выполнять балетные прыжки с красивыми французскими названиями entrechat, pas de chat и grand jete. Интересно то, что танцевальное движение pas de chat буквально означает движение кошки – оно имитирует её грациозный прыжок. После того, как фотография Баланчина, тренирующего своего кота, появилась в журнале LIFE, Мурка стал американской знаменитостью. В 1965-м году балерина Танакиль Леклер, которая была последней женой Баланчина, написала книгу под названием «Мурка. Автобиография кошки». Однажды композитор Игорь Стравинский попросил показать что-нибудь в исполнении Мурки. Очевидцы кошачьего «концерта» утверждали, что это было единственное представление, перед которым великий балетмейстер Джордж Баланчин волновался. На репетициях Баланчин пытался добиться от своих балерин звериной грации. И если у них что-то не получалось, то он приводил в пример своего обожаемого кота Мурку. Дескать, он двигается изящнее, прыгает выше, а опускается на сцену после прыжка значительно мягче, чем вы, лошади этакие. Кстати, сравнение с лошадьми – это не оскорбление. Джордж Баланчин говорил так: «Красивая женщина похожа на кошечку и на лошадь. Когда красивые женщины движутся и прыгают – тогда они похожи на замечательных лошадей. А когда ложатся спать – тогда на кошечек». Сюзанн Фаррелл, прима театра Баланчина, вспоминала: «Он любил животных и говорил, что кошка Мурка помогает ему сочинять. И нас он учил прыгать и танцевать раскованно, немного по-звериному. Я пыталась репетировать Титанию в балете «Сон в летнюю ночь». Получалось не так, и Баланчин спросил: «У вас что, нет дома кошки?» У меня действительно не было. После репетиции по дороге домой я зашла в продуктовый магазин, где у хозяйской кошки недавно появились котята, одного взяла себе. Начала с ним разговаривать, следить за его движениями, стремясь понять, чего же добивается от меня Баланчин». Иногда во время репетиций Мурка сидел на коленях у хозяина и лениво жмурился. И вот однажды, спрыгнув с колен, кот присоединилась к танцу порхающих балерин – он стал высоко подпрыгивать в такт музыке. Можно было бы подумать, что кошачий танец всего лишь совпадение, если бы милейший котик не принялся проделывать такое регулярно. Очень часто во время занятий Мурка в кульминационный момент затевал серию грациозных прыжков. А после их исполнения четырёхлапый танцовщик гордо задирал хвост и высокомерно удалялся, показав ученицам высший класс артистизма. В один из дней фотограф Ричард Слотер запечатлел кошачий мастер-класс на репетиции балета «Серенада». После того, как эта фотография была опубликована, кот по имени Мурка стал звездой американского балета. (с)

...Нашу соседку прозвали Эммануэль. Легкая, в шифоновых платьях даже в мороз. Сверху шуба, а под ней почти что марлевка и фиалки с лютиками. Короткая небрежная стрижка, уложенная не то пальцами, не то пылесосом и огромные восторженные глаза, будто у стрекозы. Она была несколько раз замужем и каждый раз счастливо. Работала косметологом, продавщицей галантереи и учительницей рисования. Постоянно чем-то увлекалась. Осваивала по самоучителю фламенко, искусство каллиграфии, что-то валяла, вышивала, кромсая иголкой картон, и отправляла африканским детям посылки с мягкими игрушками. Занималась всем по чуть-чуть и недолго. Соседи крутили пальцами у виска, мол что с нее взять, ветреная женщина. Беспечная, легкомысленная и глуповатая в том числе. Недалекая. Живет с котом и сломанным телевизором. Не смотрит новости и не в курсе пожара в Утрехте, уничтожившего консерваторию. Не знает, что во время телемоста Москва-Киев была произведена операция без наркоза благодаря внушению Кашпировского. Мой папа на дух ее не переносил. Говорил, что не воспринимает людей, слишком часто смеющихся. Скажет «доброе утро», и рот до ушей. Прокомментирует задержку зарплаты и хохочет. Поскользнется на льду, разбив лоток яиц, опять улыбка. Только что здесь смешного? Женщины не принимали ее в свой круг. Поджимали губы и прекращали обсуждать развратный Запад и каких-то обывателей. Новогодний наряд Светланы Моргуновой и фильм «Цыган» с красавцем Будулаем. Рецепт салата «пассажирский». Люстру из богемского стекла, пылесос «Тайфун» и дагестанский ковер новых блатных жильцов. Эммануэль не шибко и стремилась внедриться в бабскую компанию. Она постоянно куда-то спешила: на очередное свидание, курсы кроя и шитья или концерт группы «Верасы». Ей не было никакого дела до важных матрон, отоваривающихся на овощебазе. У соседки никогда не случалось ничего плохого, а у нас то краны текли, то мальчишки стекло разбивали, то полдома косил грипп. Мы верили, что в темном углу сидит бабай, а если не будем слушаться, то нас заберет милиционер или Кикимора. Что жизнь несправедлива и многое нужно терпеть. И только Эммануэль всегда выглядела бодрой, здоровой и веселой. У нее не существовало Кикимор и темных углов. С милиционерами она крутила любовь, грипп лечила красным вином, ничего не терпела и относилась к любым событиям, как к приключениям. Ее секрет я узнала намного позже и искренне удивилась. Женщина всего лишь по-другому относилась к жизни, и жизнь отвечала ей тем же. Ведь как постелешь, так и поспишь, а как запряжешь, так и поедешь. Она не давала себе скучать, не носила «футболку жертвы», проявляла любознательность и занималась тем, что по душе. Она жила, а мы все только готовились жить. Она ждала от будущего кайфа, а мы – трудностей. Каждый в итоге получал свое... Ирина Говоруха

КОЖА БЕРЁЗЫ А всё благодаря влажности почвы (болотистости), дереву старинных мостовых... Они, эти письма из древности, только из-за этого и сохранились. Не на бумаге писанные – на коре. Берестяные грамоты. И мы можем прочесть на что жаловались, о чем горевали, о чем сожалели люди. Удивительно. Кроме обычных товарно-денежных документов, в первую очередь до живых доходят печальные письма давно уже мертвых. Хотя и о любви (о любви ли?) есть: «Поклон от Оксиньи и Онании Родивону и сестре моей Татьяне. Поезжайте в город к этому воскресенью: мне выдавать дочь, а сестре моей быть распорядительницей. А я господину своему Родивону и сестре моей челом бью». Во поле береза стояла, Во поле кудрявая стояла. Люли-люли, стояла, Люли-люли, стояла. Не факт, что эту песню уже сочинили в те времена берестяных грамот, скорей всего она поздняя. Но где сейчас найти песни из тех времен, когда песни и не записывались? Да и зачем было записывать? Вот угрозу должнику, вот жалобу (во всех смыслах), вот письмо о любви, пусть и несчастной – это понятно. Странно, что они вообще сохранились, это берестяные грамоты. Деревянные города, частые пожары. Даже о XII–XIV веках почти ничего не известно, а что уж говорить про десятый век. Нам даже неоткуда узнать про быт древнерусского государства. «Слово о полку» – это двенадцатый век. А что так свистело, пело и жаловалось раньше? А еще важнее – как? Хотя вот Лев Гумилев, знаменитый своими экстравагантными выводами, вообще считал, что «Слово» было написано в XIII веке. А это уж после нашествия монголов. То есть поэма не про времена половцев, а монголов. «Почнем же, братие, повесть сию от стараго Владимера до нынешняго Игоря; иже истягну умь крепостию своею, и поостри сердца своего мужеством, наплънився ратнаго духа, наведе своя храбрыя плъкы на землю Половецькую за землю Руськую. Тогда Игорь възре на светлое солнце и виде от него тьмою вся своя воя прикрыты, и рече Игорь к дружине своей: братие и дружино! луцеж бы потяту быти, неже полонену быти: а всядем, братие, на свои бръзыя комони, да позрим синего Дону». То есть Гумилев считал, что «Слово» – это своего рода аллегория, шифровка эзоповым языком, и там под видом половцев выведены монголы, а под именами Игоря и Ярослава «куда более знаменитые правители следующей эпохи, князь Александр Невский и король Даниил Галицкий». Как, почему, зачем – не спрашивайте. Как прочел, так и вам передаю. Но, взглянув на солнце в этот день, Подивился Игорь на светило: Середь бела-дня ночная тень Ополченья русские покрыла. И, не зная, что сулит судьбина, Князь промолвил: – Братья и дружина! Лучше быть убиту от мечей, Чем от рук поганых полонёну! Сядем, братья, на лихих коней, Да посмотрим синего мы Дону! – Вспала князю эта мысль на ум – Искусить неведомого края, И сказал он, полон ратных дум, Знаменьем небес пренебрегая: – Копиё хочу я преломить В половецком поле незнакомом, С вами, братья, голову сложить Либо Дону зачерпнуть шеломом! Это уже в переводе Заболоцкого, он нам как-то попривычней. ...Но вернемся к берестяным грамотам. Для нас русское Средневековье долго оставалось практически «немым». И только в 1951 году начались раскопки на месте в Великом Новгороде, в одном из древних районов. Местная жительница увидела буквы на одном из свертков бересты, который только что достали из-под земли. Так нашли первую древнерусскую берестяную грамоту. Потом еще десять. Возможно, одна из них была такой: «От Анны поклон Климяте. Господин брат, вступись за меня перед Коснятином в моем деле. Объяви ему при свидетелях: "После того как ты возложил поручительскую ответственность на мою сестру и на ее дочь заявил, что они поручились назвал сестру мою [дальше непечатно – ДВ] (...) теперь Фед (Федор), приехавши и услышав об этом обвинении, выгнал сестру мою и хотел убить"». И уже в самом конце: «А давала моя дочь деньги при людях, с публичным объявлением и требовала заклада. А он вызвал меня в погост, и я приехала, потому что он уехал со словами: "Я шлю четырех дворян за гривнами серебра, чтобы они взяли положенный штраф"». Разумеется, знаков препинания там никаких не было. Тогда и поняли, что мягкая береста в Средние века на Руси использовалась как бумага. Пергамент из шкур животных и сама бумага были дороги: расходы на материал «книги», как пишут, были сопоставимы с ценой за трех коней. А если выдержать бересту в горячей воде, предварительно очистив, то она становилась вполне мягкой и эластичной. И подходила для мелких письменных нужд. И вот опять на ней, идеально подходящей, струится поток доказательств чьей-то несомненной (или как говорила Ахматова, несравненной) правоты. «… [Ты дал (?)] Несдичу четыре с половиной резаны, а [мне] ты дал две куны. Что же ты утверждаешь, будто за мной восемь кун и гривна? Пойди же в город – могу вызваться с тобой на испытание водой». Испытание водой – это такой «божий суд». И там этого божьего суда несколько вариантов было. Например, испытуемый должен был достать голыми руками кольцо из кипятка. Или выплыть связанным из озера или реки. Полагали, что невиновному Бог поможет. Впрочем, на такие ужасы шли, только если речь шла об ущербе, начиная с двух гривен. Всё, что меньше, ограничивалось необходимостью дать клятву, что обвиненный невиновен. Интересно: это-то правило ведь было записано где-то на более надежном материале, нежели береста? Но что мы всё о страшном да страшном. Вот – о грустном. Муки любви: «[Я посылала к] тебе трижды. Что за зло ты против меня имеешь, что в эту неделю (или „в это воскресение“) не приходил? А я к тебе относилась как к брату (то есть „ты был мне как родной“)! Неужели я тебя задела тем, что посылала [к тебе]? А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под [людских] глаз и примчался… теперь где-нибудь в другом месте. Отпиши же мне про… [то, будешь со мной или нет]. Если даже я тебя по своему неразумию задела, если ты начнешь надо мною насмехаться, то суди [тебя] Бог и я недостойная». Тут прячется уже любовная драма. Она вспыхнула больше девятисот лет тому назад. Жила, как бабочка. Недолго. Но вот ее прочли потом на коже березы. Эта женщина обижена тем, что любовник не пришел на свидание. Кожа березы рассказывает нам даже большее: писавшая явно не простолюдинка. Она знакома с книжной культурой того далекого от нас времени. Она образована, она знатна. И писать, и получать березовые письма для нее привычное дело. Это вам не Ярославна. Хотя та тоже была более, чем знатна. Но отдает свое послание только вольному ветру. А сейчас будет неожиданный поворот. Речь ведь тоже (в том числе и письменная) похожа на еду. Причем самую простую сперва. Это как с окрошкой. Как только сейчас с ней не ухищряются. Гордятся собой если придумали что-то новое. Ищут рецепты. Прочел тут однажды, в каком-то меню ресторана: «Окрошка с осетриной и черной икрой». А это ведь как береста: ее написал, выполнил, выбросил. Так и с окрошкой: блюдо на отшибись. Что осталось, то и нарезал. Видимо, в ресторане NN осталось немножко осетрины и черной икры. В XVIII веке, например, в окрошку клали только мясные и рыбные остатки. Во одна небольшая цитата: «Окрошку делали и с сушеной рыбой, размачивая ее квасом. Затем к «квасной вобле» добавлялись и другие мелко нарезанные продукты – огурцы, яйца, редька, лук. Из похожих русских блюд: капустное крошево – кислая капуста, залитая белым квасом, тертая редька с квасом». И никаких изысков. Все, что под руку попалось. Все, что от остальных блюд осталось. Дмитрий Воденников

— Мистер Гиббс, бросьте мою шляпу в воздух. — Это честь для меня. Ура! — Несите назад. *** Все мы любим Джека Воробья. Ой, простите - Капитана Джека Воробья Сегодня гениальному мастеру перевоплощений Джонни Деппу - 61.

…Сердце мужчины словно каменистая почва. Мужчина выращивает то, что ему под силу, и пожинает плоды. (с) СЫН/ Le Fils (2002) Реж. Жан-Пьер и Люк Дарденн Оливье (Оливье Гурме) - мастер-наставник в муниципальном учебном заведении, где сложных в криминальном плане подростков учат профессии. Оливье - плотник. Странное впечатление от его взгляда сквозь толстые стекла очков, скрывающих всякие эмоции… Немногословность. Отчужденность. Загадочная скрытая слежка за одним из подростков. В сердце этого человека не просто пустыня - это безвоздушный ландшафт обратной стороны Луны. Эта «закрытость» главного персонажа настораживает зрителя, заставляет недоумевать, подозревать в худших качествах. От этого лица невозможно оторваться. Еще более непонятным выглядит в кадре Франсис (Морган Маринн), новый воспитанник. Вялый, несколько заторможенный, явно под лекарственными препаратами, корректирующими, видимо, агрессивность в экстремальных обстоятельствах. Безэмоциональный. Но при всем том руки у него "правильные" - профессиональные и точные. Вот отсюда и начинаются все аллюзии и тонкие взаимосвязи коллективного «братского» - Жан-Пьера и Люка Дарденн - разума. Все девяносто минут экранного времени происходит фирменная режиссерская недоговоренность и явственное приближение катарсиса. … — «Что ты украл?» — «Радиоприемник из машины». — «Ты убил из-за радио?» — «Там был мальчишка на заднем сиденье». … Камера все время как будто находится за плечом актера, безоценочно фиксирует переходы, спонтанные перебежки, надвигающийся хаос. Кожаный пояс атлета спасает отца, потерявшего сына, от окончательного распада. Когда один из учеников неловко оступается с плотницкой лестницы, Оливье невероятным усилием предотвращает ситуацию. Последнее звено лопается, пояс размыкается … И хотя эта защита спешно и с каким-то отчаянием восстанавливается, становится как никогда ясно, что сил для противодействия фатуму больше не остается. Оливье везет ничего не подозревающего подростка на отдаленную и безлюдную лесопилку за городом, где произойдет развязка этой драмы. Это взаимное одиночество, какая-то истинно космическая пустота. Оливье - без сына. Франсис - без отца. Плотник и сын плотника…режиссеры только что капсом не говорят нам о всехристианской подоплеке сюжета. Но это не библейская притча о подставленной другой щеке и последней снятой рубашке. .. Не могу с чистым сердцем рекомендовать фильм, в котором сама не разобралась, да и надо ли это - разбираться… Одно я поняла точно - смотреть братьев Дарденн надо тихим вечером, под хорошую рюмку чая, чтобы не было так мучительно больно воспринимать все многоликие несовершенства нашего мира. СЫН/ Le Fils (2002) Реж. Жан-Пьер и Люк Дарденн Текст Ирина Черкасская